— Я ничего не читала про это, не могла. Но я знаю, что у него не было никого, кроме меня… Я просто это знаю. Он хотел меня удержать, умолял меня, потому что был таким одиноким…
— Возможно, вам придется дать показания, я имею в виду — официально.
Бухвальд кротко потупилась:
— Тогда я ведь скажу правду. Ложь — это грех.
Тойер представил себе студентку постаревшей, лицемерной учительницей общеобразовательной школы. Нет, педагогику он тоже не выносил.
— Шильдкнехт у телефона.
— Это Шнейдер, газета «Мангеймер Морген». Фрау Шильдкнехт, мы слышали, что у вас возобновлено следствие по делу об убийстве Рони Дан…
— Кто вам это сказал?
— Поймите, что я не могу сообщить вам источник…
— Передайте вашему информатору, что он сам должен пройти обследование на психическую вменяемость; мы уже прекратили следствие по делу Рони.
— Но ведь…
— Я вам говорю, что дело закрыто.
— Тогда, может, господин Тойер…
— Господин Тойер в отпуске. Сейчас вы не сможете поговорить с ним… Господин Шнейдер, по какому телефону я могу позвонить в вашу редакцию? Я вижу, что сейчас вы звоните из Швейцарии… Мне хотелось бы проверить, действительно ли вы журналист… Алло! Алло!
— Он почти до последнего занимался сексом с этой совой! — прокричал Тойер в трубку, вернувшись домой. — Пожалуй, это укрепляет нашу позицию! Роню и Нассмана соединяло что-то другое! Не секс. Они не были любовной парочкой. Она посвятила его в какой-то секрет.
Лейдиг согласился и напомнил шефу, чтобы он хоть время от времени включал мобильник.
— Ильдирим наконец-то сможет до вас дозвониться. Кажется, она неожиданно получила или взяла отпуск — во всяком случае, в ближайшие дни она уезжает с Бабеттой и хотела сообщить вам об этом.
— Уезжает? Почему? И куда уезжает?
Не успел Тойер связаться с Ильдирим, как Лейдиг позвонил снова. Объявился Туффенцамер. Умер Пильц. Вероятно, его травма была серьезней, чем предполагалось, — кровоизлияние в мозг. Тойер отключил эмоции и сосредоточился на фактах. Иногда ему это удавалось, но он знал: потом эмоции все равно придут сами собой, как понос после чечевицы.
— Впрочем, в клинике ему ничего не хотели говорить, так как он назвался братом, а ему возразили, что единственный брат покойного уже звонил.
— С этого момента я вообще ничего не понимаю! — в отчаянии воскликнул Тойер и едва не опрокинул стол. — Я вижу перед собой чечевицу, мелкую, много.
Лейдиг оставил его последние слова без внимания.
— Думаю, кто-то еще предпринимает шаги параллельно с нами. Сначала звонок Дану. Потом идея, которая пришла сразу троим: что человека с такой редкой фамилией можно разыскать через Интернет…
— Кто же эти трое? — проревел Тойер..
— Незнакомец, Пильц…
— А кто еще?
— Ну, вы.
— Верно. — Тойер расслабился. Он мыслил правильно, только забыл о том, что правильно мыслил.
— Вот только если это верно, — проговорил Лейдиг с некоторой опаской, — тогда этот незнакомец страшно умен. Ведь он правильно вычислил, что Пильц тоже попытается найти контакт с Туффенцамером… А… вы, например, об этом не подумали…
— Хорошо, господин Лейдиг, — скромно проговорил Тойер, — по крайней мере, теперь я все понял сразу. И есть ли на самом деле у Пильца брат? Как ты считаешь? А?
— Нет у него ни братьев, ни сестер.
Оглушенный комиссар сел на софу и уставился на стену. Стемнело, наступил зимний вечер.
Пильц, вероятно, испытывал огромный страх — перед кем-то неизвестным, ведь он что-то говорил Дану об этом. Почему он не сообщил правду даже старому другу? Почему ничего не сказал Туффенцамеру? Кто тот человек, который вступил в состязание с Тойером?
Почему Роня предпочла церковную общину в Старом городе, когда она могла ходить в ту, что находилась в Хандшусгейме, в пяти минутах от ее дома?
Он все глубже погружался в размышления.
Телефон, Ильдирим. Теперь сыщик по крайней мере понял, какой благой цели служила зимняя поездка в Данию, и согласился с этим.
В голосе его подружки звучало волнение.
— Похоже, что у вас действительно наметился поворот в деле. А меня не будет в городе. Хорошенькое дело. Зато этот карьерист Момзен с жадностью схватит все, что вы ему подадите на блюдечке…
Тойер засмеялся:
— Пожалуй, так даже лучше. Шильдкнехт не хочет, чтобы мы сотрудничали дальше. Она считает, что мы помолвлены…
Ильдирим молчала. Слово повторялось в натруженном сознании Тойера. Помолвка. Весна, цветы, молодость, крушение надежд при встрече с буднями, но со вкусом и достоинством. В нем слегка зашевелилась похоть…
— Ах, знаешь, я еще тут наврала… — Ильдирим, казалось, хотела покаяться, так как говорила с ним на редкость нежно. — Сначала Вернц не хотел давать мне отпуск, и тогда я сказала, что ты подарил мне поездку и что это наша первая совместная…
— Верно, — озадаченно подтвердил Тойер. — Это была бы наша первая совместная поездка.
— Ну вот, если ты появишься там на следующей неделе, ты уж…
— Ладно, навру, — пообещал Тойер не без возмущения. — Все из-за этой поездки!
— Йокель, мне очень жаль, но я не хочу потерять Бабетту. Я боюсь…
— Ладно, ладно, навру. Нет проблем. Я люблю тебя. Я понял это в «Тойфельхофе».
— Что? Ах, не важно!.. Мы уезжаем завтра, поздно вечером… Мы увидимся до этого?
В конце концов он даже пообещал подбросить обеих в Мангейм к их поезду.
Теперь он окончательно обессилел. Поплелся в ванную, выдавил огромную порцию зубной пасты на щетку и стал ожесточенно и печально чистить зубы. Пришли эмоции, нехорошие.
Уже засыпая, он упрекнул себя в том, что ему почему-то не жалко Пильца. А почему? Роня и Сара, две девочки, и обе мертвы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68