Потом вспомнил.
— «Компаньон» ведь самый крупный диско-клуб для голубых в регионе?
Зундерманн кивнул без всякого смущения:
— Немножко «би» никому не мешает, или вы другого мнения?
У Тойера не было особого предубеждения против гомосексуализма, но внутренне он был ему чужд. Означало ли это, что Зундерманн гомо- или бисексуал? Или мальчишка лишь фанфаронил? Представлял ли он какую-нибудь важность для следствия?
Снова ожил домофон.
— Теперь уж вы не отсылайте уборщицу.
Зундерманн вздохнул:
— Боюсь, что это не уборщица.
Тойер с удивлением выслушал, как его обаятельный собеседник, казалось бы, без всяких затруднений разразился в домофон грубой бранью. На этот раз комиссар сумел расслышать все.
— Отвали, слышишь? Если хочешь знать, у меня тут полиция. Приходи, когда примешь мои требования. Все, отключаю звонок.
— Любитель искусства, — вернувшись, сообщил он с кривой улыбкой.
Тойер встал и подошел к окну. Увидел спину черноволосого, хорошо одетого мужчины. Тот удалялся небрежной походкой. Возможно, он когда-то уже видел его, но это могло быть также просто желанием неумелого сыщика. Он снова сел на податливую софу.
— Вы всегда так разговариваете с потенциальными покупателями? — поинтересовался он.
Зундерманн засмеялся:
— Как вы думаете, стал бы я с вами разговаривать, если бы не знал, чем вы занимаетесь?
Тойер еще раз пристально посмотрел на парня, и он уже не казался ему таким симпатичным. Неужели он такой черствый, каким хотел казаться?
— Вы знаете Вилли?
— Какого Вилли? — Зундерманн усмехнулся, демонстрируя равнодушие, но это ему не совсем удалось, хотя комиссар не был полностью уверен в своем впечатлении.
— Маленький человечек моего возраста. Жил он так тихо и незаметно, что мы до сих пор не знаем его фамилии. И тем не менее он был известен в определенных кругах своими подделками. Он писал за других рефераты, возможно, диссертации, а также подделывал картины. Это нам точно известно.
Лицо Зундерманна не выразило ничего.
— Он мертв. Утонул в среду на первой неделе поста. Или его утопили как котенка.
Показалось ему, или на лице Зундерманна дернулась мышца?
— Так-так, и поэтому вы интересовались, что я делал в ту среду. Вот это штука.
— Мы должны это проверить, — сказал Тойер и встал. — Где картина?
— Там, где ее никто не найдет, — самоуверенно заявил Зундерманн. — В данный момент она принадлежит мне.
Тойер смерил его сердитым взглядом:
— Мы ведь можем конфисковать картину как доказательство, это быстро делается.
— Возможно, тогда она будет быстро продана. — Парень выдерживал давление. Насколько он силен?
Тойер повысил голос:
— Вы не боитесь прослыть болтуном, раз никто не может проверить ценность вашей сенсационной находки?
— Моя сенсационная находка проверена. — На лице Зундерманна опять появилась ухмылка. — Это сделали фрау профессор доктор Корнелия Обердорф, заведующая кафедрой истории искусства при гейдельбергском Рупрехт-Карл-Университете, и соответствующий отдел Тейт-Галереи в Лондоне, если вам это что-либо говорит.
— Пока мне это еще ничего не говорит, — гневно заявил Тойер. — Я сам разберусь.
Он с грохотом захлопнул за собой дверь.
Словно первоклассники, они сидели вечером на ковре у Хорнунг. Развалился на нем рядом со своими мальчиками и Тойер. Лишь Ильдйрим прислонилась к стене, настолько неприятен был ей наконец-то явившийся эксперт.
Доктор Фабиан Хеккер, хранитель в Штутгартской государственной галерее, был бы готов, если надо, пожертвовать на это занимательное дело даже пару дней из своего большого отпуска. Во всяком случае, сейчас он охотно покинул жену и трудного ребенка. Одет в тонкое сукно, ни грамма лишнего жира на теле, угловатое лицо, с которого не сходила вежливая улыбка, — нет, Тойеру он не понравился.
— Подделки существуют столько же, сколько само искусство, и по большей части мы о них даже не знаем, — вещал Хеккер с софы.
— Разве это нельзя определить по краскам? — поинтересовался Тойер.
— Вы думаете, фальсификатор напишет небо зеленым цветом?
— Я имел в виду состав красок, — уточнил комиссар, чувствуя, как у него повышается давление.
— Это тоже не гарантия, — мягко улыбнулся Хеккер. — Знающий свое дело фальсификатор смешивает краски традиционным способом. Признаться, с акварелью это сделать сложней, но тоже возможно. Трудней всего получить бычью желчь без современных ядохимикатов.
— А радиоуглеродный метод определения возраста? — Лейдиг пытался самоутвердиться.
— Что, данная акварель написана на деревянной доске? — с сияющей улыбкой поинтересовался Хеккер. — Наверняка нет. С бумагой все не так просто. Кроме того, ведь оригинал, по вашим словам, недоступен. Могу ли я взглянуть на изображение?
Хорнунг протянула ему газету. Тойер обратил внимание, что этот умник странно двигался, словно постоянно натыкался на углы.
— Ну, спасибо, Рената, — сказал ученый и заговорщицки ухмыльнулся. — Удачным это не назовешь, — тут же засмеялся он. — Ой-ой-ой, что за источник…
— Ничего лучше у нас нет, — ядовито заметил Тойер. — Мы ведь люди темные.
Хорнунг вытащила его в коридор под предлогом, что ей нужно помочь достать из буфета кофейные чашки.
— Слушай, возможно, он окажется вам полезным! К чему такая агрессивность? Вот, неси чашки…
Чашки скользили на подносе, словно Тойер в последний раз разносил на «Титанике» чай «Дардилилинг».
Не поднимая глаз, Хеккер взял чашку с блюдцем и поставил ее на колено, где она словно приросла к нему.
— …Картина делится на три композиционных пространства: мост, замок и затемненный противоположный берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83