Скорее он походил на пошловатую комедию, ну пусть мелодраму. Появилась девчонка, у которой нет ничего, кроме груди, распирающей кофточку. Это не так уж много, но это может быть всем...
Говорила Инна сумбурно и торопясь, затягиваясь сигаретой, и Мазину нелегко было следить за ходом ее мысли, но кое-что он все-таки успевал, соглашаясь с одним, запоминая другое.
- Но я начала с конца, а собиралась сказать много и главное о том, чего вы не знаете, хотя думаете, что знаете. Даже об Игоре. Вы сказали, что я бросила его. Нет, и это не так. Он ушел сам. Игорь сдался, потому что хоть и занимается всю жизнь спортом, он совсем не борец. Недаром он никогда не был первым. Он ушел сам.
- Когда увидел, что побежден?
- Хорошо, пусть будет так. Но это же не футбол! Здесь нет ни времени, ни счета. Здесь и "десять - ноль" еще не поражение, если есть силы бороться. А он прикинул, что счет не в его пользу, и решил, что уже не успеет отыграться. Нет, все это не так, как вы говорили, совсем не так. И Антон не предавал ни меня, ни отца. Он ничего не украл, ничего!
- Может быть, вам не вполне ясна значимость материала, который оказался в руках Тихомирова?
- Мне? Я могла только переоценить его, но никак не умалить. Отец тысячу раз говорил, что наиболее ценное из того, что он сделал, осталось неопубликованным. В последние годы он не мог печататься. Но он все время работал, каждый день. Одна я знала, сколько он работал и как ценил эту работу. А отец никогда не преувеличивал значения своей работы. Скорее наоборот...
- Значит, вы все знали?
- А как же иначе?
- И вы никогда не пытались обнародовать его труд?
- Нет. Я не хотела отдавать труд отца людям, которые отреклись от него.
- Они могли присвоить его?
- Кто? Рождественский и иже с ним? Нет! Это было не по их желудкам. Такую пищу они не смогли бы переварить даже пережеванной. Я просто не хотела иметь с ними дело. Они вызывали во мне брезгливость.
- Как же тетрадь попала к Тихомирову?
- Он не украл ее! Но скажите сначала, откуда вы знаете об этой тетрадке?
Мазин подумал:
- Хорошо. Мне сказал о ней Игорь Рождественский.
Инна бросила в пепельницу сигарету:
- Он не должен был этого делать!
Мазин вспомнил разговор с Рождественским:
- "...Разве вы не говорили об этом с Инной Константиновной?
- Нет.
- И ни с кем другим?
- Вы первый.
"Сказал неправду. Ведь она совсем не удивилась. Она знает, что Рождественскому известно про тетрадь. Но зачем врал он?"
- Он не должен был этого делать!
- Почему?
- Наверно, он струсил, когда узнал про машину?
- Не думаю. Вы забыли про алиби!
- Значит, Игорь вне подозрений?
- Почти. Но он мог волноваться не за себя.
- За кого же?
Мазин не ответил.
- Вы, кажется, говорили, что человека можно убить не только ассегаем?
Он кивнул.
- Это верно... - Инна помолчала. - Смешно. Вам нужен человек, столкнувший Антона с подоконника, однако вы видите огромную разницу в том, как его столкнули - руками или, может быть, не дотрагиваясь до него. Но разве это так уж существенно?
- Для того, кто это сделал, очень. В первом случае - много лет тюрьмы, если повезет. А во втором...
- ...Только собственная совесть? Или вы не считаете это наказанием?
- Это зависит от человека.
- Да, от человека. Мне, наверно, не грозит тюрьма, хотя... нет, я боюсь сказать... В общем, если бы не я, Антон, возможно был бы жив до сих пор. Хотя я не выталкивала его из окна.
- Не торопитесь с такими признаниями. Вы не убивали Тихомирова. И налейте мне, наконец, кофе.
Инна наклонила кофейник над чашкой.
- Скоро все станет ясным.
Она покачала головой:
- Для меня ясно и сейчас.
Мазин отхлебнул глоток:
- Вы помните войну?
- Мало, плохо.
- Но бомбежки, наверно, помните?
- Да, это запоминается.
- И луч прожектора, который ловит самолет? Он тянется очень далеко, очень. Но вспомните, как беспомощно бегает он по небу, прислушиваясь к неясному гулу? А если и поймает, только на минуту. Самолет ускользнет, потому что луч слишком узок. Однако стоит появиться другому лучу, и все становится иначе. Вдвоем легче. А если их три или четыре? Самолету уже некуда деваться. Простите за примитивный пример. Вы знаете много, но это долгий и теряющийся в бесконечности луч. Один. А существуют и другие. И я хочу, чтобы они пересеклись. Должна быть точка, где все они встретятся.
Инна слушала внимательно:
- Я понимаю вас. Но я уже говорила: только кажется, что мы ищем одно и то же. Мы все видим по-разному.
- Или другой видит то, чего не разглядел первый.
- И каждый думает, что он знает лучше других. А вы ведь совсем не знали Антона.
- В этом мое преимущество.
Инна налила и себе кофе.
- Может быть, вы и правы. Но если и вы не узнаете ничего, что подлежало бы осуждению?
- Тогда вам станет легче.
Она посмотрела на него с благодарностью:
- Спасибо. Хотя вряд ли вы сможете помочь мне. Вы уже говорили с... другими?
- Да, я говорил с Игорем Рождественским, с Ириной Тихомировой и Светланой.
- И что же, что сказали они об Антоне?
- Они оценили его по-разному. Коротко так: Ирина считает, что Тихомиров сам не знал, чего хотел от жизни. Сначала она думала, что это идет от неправильного воспитания, но потом поняла, что от неисправимого характера. Ждала: с таким человеком обязательно что-нибудь случится.
Игорь Рождественский. Его друг, если можно назвать другом того, кто тебя ненавидит. Мнение категорично: негодяй, который не останавливался ни перед чем.
- Этих мнений я ожидала. Скажите и третье.
- Самое лучшее: был всего достоин.
- И этого следовало ожидать. Вот вам три луча. Примените среднее арифметическое - узнаете правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47