- Деталь характерная.
- И, по-вашему, это может считаться доказательством? Меня он не видел, номера машины не знает... Ведь не знает?
- Не знает...
- Тем более! Ему показался знакомым чертик. Я, разумеется, не эрудит в юридических науках, но, по-моему, это слабовато.
- Очень, - согласился Мазин. - Если еще добавить, что он был не вполне трезв, то вы имеете полное право отвести такого свидетеля...
- Еще бы!
- ...Хотя он и сказал правду.
Рождественский разливал остатки коньяка. Рука его чуть дрогнула, и Мазин услышал, как стукнуло горлышко графинчика о край рюмки. Рождественский улыбнулся через силу:
- Вы в самом деле опытный следователь. Не хотел бы я попасть к вам на допрос всерьез.
Мазин поклонился:
- Еще раз спасибо. Однако я говорю почти серьезно.
- Вы поверили пьянице?
- Он, между прочим, офицер Советской Армии.
- Мундир? Слово чести?
- Не иронизируйте. Дело не только в этом офицере. Я бы мог ему не поверить. Но, на вашу беду, на машину обратил внимание милицейский патруль. Правил она не нарушила, однако стояла без хозяина ночью, и они записали на всякий случай номер.
- Показаний своих сотрудников можно набрать сколько угодно!
- Не будем спорить, Игорь Анатольевич. Давайте лучше выпьем за ваше алиби!
- Ну и странный же вы человек. Как любит говорить мой почтенный родитель, большой оригинал.
Рождественский поднял свою рюмку, но не выпил, а поставил снова на стол.
- Пейте, пейте, не нервничайте. Мы только беседуем, обмениваемся мыслями. Вы сообщили мне много интересного. Не мог же я остаться в долгу.
- Скажите все-таки, сколько процентов серьезного в нашем разговоре?
- Почему вы нервничаете? У вас же есть алиби.
- Да, есть. И могу сказать вам с серьезностью в сто процентов, что я не убивал Тихомирова, хотя этого подонка и стоило выкинуть в форточку. Вместо меня это сделал господь бог!
- А вы в это время разыскивали коньячок по городу?
- Совершенно верно.
- Так сказать, разделение труда? - усмехнулся Мазин. - Вот что значит воспитание! Но неужели вы не могли преодолеть себя? Разозлиться и толкнуть? А?
Рождественский глотнул коньяк залпом:
- Да-а... Теперь я начинаю понимать, что значит попасть к вам в лапы. Ведь это хуже любого костоломства, если тебе не верят вопреки очевидным фактам!
- Ну, не скажите. Именно факты и подавляют. Понимаете, я бы охотно вам поверил, но это мне абсолютно ничего не дает.
- Не понимаю, - признался Игорь.
- Одна задача подменяется другой - и только. Ведь если вы в самом деле бегали по ресторанам, а на правду это весьма похоже, потому что ваш приятель Адмирал помнит, как вы промокли под дождем, чего бы не случилось, будь вы в машине, то... это значит, что вашей машиной воспользовался кто-то другой.
Мазин поднял свою рюмку и тоже выпил коньяк до дна. Рождественский смотрел хмуро:
- Вот же неудачный день. Все одно к одному. И погодка, и матч, и с вами разговорчик.
- Пожалуй, он затянулся. Где там наша Надюша?
Рождественский ковырял вилкой зелень в тарелке:
- Все-таки, честно, неужели вы думаете, что это не несчастный случай?
- А вы?
- Я говорил.
Он выжидающе смотрел на Мазина, но тот молчал.
- Итак, - произнес Рождественский. - Значит, дело возобновляется, и мне ждать вашей повестки?
- Дело закрыто. Но не исключено, что мне придет в голову зайти к вам выпить рюмочку. Я все-таки в отпуске. А вы приятный собеседник.
Он увидел официантку и достал красную бумажку.
Светлана
Мазин стоял на углу узкой, замощенной булыжником улицы и смотрел на номер ближайшего дома. Нужно было спуститься еще ниже, почти к самой реке. Эта часть города застраивалась давно, в конце прошлого века, и селился тут в то время люд разный, по преимуществу бедный. Домишки были с маленькими комнатками, подвалами, полуподвалами и мезонинами. К домам лепились флигельки, пристроечки, некоторые соединялись между собой, надстраивались, тянулись повыше, вслед за ветками колючих акаций. И хотя на окраинах появились уже высотные махины, здесь улицы сохранили прежний живописный облик, радующий заезжих любителей экзотики.
Молодежь, что вырастала в этих домиках, поступала работать, обзаводилась семьями и переселялась постепенно в новые квартиры в новых районах, тут же оставались пожилые, привыкшие к своим комнатенкам, примусам на кухнях и тенистым дворикам, где в тягучий летний вечер можно посидеть и посудачить с соседями, проживающими рядом не один десяток лет.
Отойдя от угла, Мазин увидел дом, где, как он полагал, жила тетка Светланы Пушкаренко. И в самом деле, в подворотне висела синяя когда-то, а теперь крепко полинявшая доска с фамилиями жильцов, и на ней под семнадцатым номером значилась Пушкаренко Е. К. Мазин вошел в чистенький залитый еще не затоптанным асфальтом дворик и спросил у женщины, набиравшей из колонки воду в чайник:
- Где тут у вас семнадцатая квартира?
- А вам кого?
- Пушкаренко Екатерину Кондратьевну.
- Катерину Кондратьевну? - протянула женщина соображая.
- Здесь она проживает, с нами рядом! - откликнулся вместо нее кто-то сверху, и Мазин увидел на деревянном балкончике еще одну женщину, разглядывавшую его с провинциальным любопытством.
- А... Кондратьевна! - догадалась наконец соседка с чайником. - Там она живет, там, с ними вот рядом. По лесенке до нее и идите!
Мазин поблагодарил и поднялся по скрипучим ступенькам на балкончик, представляющий собой нечто вроде антресолей, опоясывающих двор.
- Вот ее дверь, зелененькая!
- Спасибо, я вижу.
На стук его ответили не сразу, и Мазин подумал уже, что никого нет дома, но постучал еще раз, на всякий случай, и тогда только за дверью послышалось какое-то движение и неприветливый голос произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47