Внезапно висящая на окне штора жалюзи из серой стала красной и дохнула на Саньку жаром и едким запахом жженой пластмассы. Он отшатнулся, скользнул взглядом по жирным каплям сварки, удерживающим металлическую решетку на окне, и бросился к двери офиса.
-- Куда?! -- окриком встретил его охранник.
Пластиковая визитка на его груди смотрелась даже не визиткой, как у охранника у двери Буйноса, а приклеенной почтовой маркой.
-- Там пожар! -- еще громче мужика вскрикнул Санька.
-- Пропуск! -- закрыл телом вход в здание охранник.
-- Н-на! -- коротким тычком вмял ему Санька кулак в пах.
-- А-а! -- в рифму ответил мужик и стал заметно ниже.
Оттолкнув скорчившегося охранника, Санька вбежал в уже знакомый холод. Воздух в этом конце коридора был чист, как где-нибудь в Альпах, а в дальнем его конце, у кабинета Буйноса, на стуле храпел, широко раскрыв рот, второй охранник.
Грохот санькиных шагов разбудил его. Он вскинулся на стуле, заученно бросив руку к кобуре, но знакомое, уже виденное сегодня лицо парня остановило ее.
-- Огонь! Там -- огонь! -- прыгнул к двери Санька и рванул ее на себя.
Горный воздух тут же стал воздухом свалки. Ядовитая вонь ударила в голову, забила дыхание и сразу стала хозяйкой офиса.
-- Вла...а-аимир Захарыч, -- прохрипел в затылок Саньке охранник.
В его голосе ощущался детский страх.
Посреди комнаты, окруженной огнем, будто посаженными по кругу красными кустами, лежал на полу Буйнос. По рукаву его пиджака и левой поле плясало пламя, а половина лица была почему-то черной.
Набрав побольше воздуха в легкие, Санька бросился в комнату, и тут же от нестерпимой боли заныла кожа на лице, шее и кистях рук. Ее будто бы сдирали заживо.
Схватив Буйноса за ноги, он поволок его к двери, а пламя на рукаве становилось все сильнее и сильнее, словно обрадовалось появлению новой жертвы.
-- Сними куртку! Свою! -- еще только ударившись боком о дверной косяк, заорал Санька. -- Быстро, твою мать!
-- Я... это... уже, -- хрипел в спину охранник. -- И что... это, что?
-- Накрой пламя!
-- Оно горячее!
-- Дай сюда!
Вырвав из вялых пальцев черную куртку, Санька упал с нею на рукав, ладонью прибил пламя.
-- Помер, да? Помер? -- грустно выспрашивал охранник.
Он и здесь вопросы задавал как ребенок, который только сейчас узнал, что люди умирают.
-- Нет! Он хрипит! Не слышишь, что ли?
-- С-сука! -- вцепились Саньке в рубашку чьи-то мощные пальцы.
С легкостью пушинки они развернули его. Перед глазами качалось разъяренное лицо первого охранника.
-- Скорую вызови, идиот! -- крикнул в эти тупые глаза Санька, и пальцы сразу ослабли, стали пластилиновыми.
-- Че... чего тут? -- удивленно спросил второй охранник.
-- Поджог! С покушением на убийство! Да вызови ты скорую!
-- Тут это... близко, -- первым очнулся охранник без куртки. -- По вызову час ехать будут. А больница -- пять минут. Если бегмя...
-- Так давай бегмя! -- скомандовал Санька.
Сорванная с Буйноса куртка открыла дымящийся, в пропалинах, пиджак, открыла наполовину почерневшее, с вытекшим глазом, лицо. Охранник, прибежавший от входа, поднял начальника на руки, поднял как ребенка и под хлопки открывающихся дверей в коридоре побежал к выходу.
-- Что такое? Что случилось? Почему воняет? -- прибывал и прибывал народ к гудящей двери. -- Огонь! Го-орим! Все горим!
-- На улицу! -- ощутив, что страх нужно куда-то направить, закричал Санька. -- Все на улицу!
-- И мне? -- опять по-детски, глупо спросил оставшийся охранник.
-- А ты... Ты вызови пожарных!
-- Есть! -- обрадовался приказу здоровяк и бросился по коридору, локтями отбрасывая от себя длинноногих сотрудниц.
-- Во-оло-одя! -- ударил по ушам единственный знакомый голос.
Санька отвернулся от двери и близко-близко, до головокружения близко увидел глаза Нины. Они как-то враз набухли, помутнели и выдавили из себя светлые полоски слез. Он еще никогда не видел Нину плачущей, и потому даже не поверил, что это она. А не поверив, приказал ей официально, сухо, как мог приказать любому из обезумевших сотрудников офиса:
-- Иди на улицу! Быстро!
-- Во-о... Во-о... Во-ова! Он по-гиб! -- обреченно пропела она.
-- Ничего он не погиб! Его уже там нет!
-- А где он? -- сморгнула последние слезы Нина.
-- Охранник его унес. В какую-то вашу больницу.
Грохот каблучищ перекрыл его слова. Охранник без куртки подбежал к ним, чуть не сбив с ног Нину, согнулся в одышке и прохрипел в пол:
-- По... по... вы... вы...
-- Ясно, -- перевел его речь на русский язык Санька. -- Пожарных вызвал. Да?
-- Да.
-- Тогда пошли отсюда.
Пламя, словно услышав его слова, ударило из комнаты в коридор жгучим красным языком. Все трое отшатнулись от двери, и Нина вдруг вспомнила:
-- Там -- приз. Раковина. Она дорогая...
-- Не дороже нас, -- ответил Санька и, схватив Нину за руку, потащил к выходу.
Охранник топотал вслед за ними. Он дышал громче, чем гудело пламя за спиной.
Только на улице, хватанув ртом хоть и горячий, но все-таки чистый воздух, Санька ощутил, как мутно и дурно в голове. Еще минуту -- и они угорели бы.
Глава четырнадцатая
НЕМНОГО ТЕНИ ПОД БРОШЕННЫМ ЗОНТИКОМ
-- Отдыхаете?
Бывает такая усталость, что нет сил даже думать. А уж говорить... Говорить -- это двигать губами, языком, мышцами щек, говорить -- это так тяжело, если всех сил осталось, чтобы стоять, прислонившись спиной к горячему и, наверное, грязному столбу, и тупо смотреть на черные масляные пятна на асфальте, которые должен накрыть своим оранжевым издолбанным телом автобус.
-- А вас искали...
Столб, нет спору, хорошая опора, но если всей тени от него -тростиночка шириной в три сантиметра, а в голову солнце вбивает клин за клином, то лучше перебрести метров на десять левее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138