От него тянулся скользкий черный шнур, и Саньке сначала почудилось, что еще до драки кто-нибудь рванет за шнур, микрофон кирпичом улетит в зал, и уже не нужно будет бить Лося. Чтобы рывок получился не таким резким, он подтянул в руку пару метров шнура и самому себе показался ковбоем с лассо в кулаке.
Головы зрителей торчали неподвижно и хмуро. Их нужно было по очереди заарканить. Ни русская народная, ни рэп их нимало не тронули. Головы выглядели деревянными. Ближе к середине зала их частокол редел, а дальше на стульях сидела пустота.
По кинофильмам Санька привык к тому, что на концертах всегда аншлаг, и от вида полупустого зала ему стало тоскливо. Так тоскливо, будто все, чем он занимался, было напрасно.
-- Группа "Мышьяк"! -- крикнул с дальнего конца сцены крепыш-конферансье. -- Исполняется хит месяца песня "Воробышек"! Десятое место в рейтинге недели по России!
Оскалив в улыбке крепкие голливудские зубы, конферансье нырнул за черную штору занавеса, и оттуда сверху на Саньку свалилась мелодия. В клавишный перебор одновременно вонзились соло- и бас-гитары, замолотил сердечным приступом большой барабан, и он, вскинув микрофон и чуть не промазав мимо первой ноты, ложащейся на текст, скорее заорал, чем запел:
-- Во-орробышек! Во-орробышек! На-ахохлилась опять!
Сидящий снизу, у сцены, оператор нервно вскинул подбородок, и желтое блюдце лысины, которое до этого было хорошо видно, исчезло. Быстрым движением он бросил руку к пульту и сдвинул несколько тумблеров от себя. Потом повернул к сцене левое ухо, что-то поймал его хрящевой раковиной и вернул один тумблер в исходное.
Успокоившись, Санька уменьшил тон голоса и полегче, уже вибрируя голосом, продолжил:
-- Мне-е поцелуев-зернышек те-ебе хотелось дать...
Лицо оператора стало кислым. Он будто бы целиком разжевал лимон и никак не мог его проглотить. Тумблеры под его тонкими пальчиками опять начали метаться по пульту.
А зал молчал, точно на похоронах. И глаза у сидящих на первом ряду были грустными-грустными. Такие глаза бывают или у беременных на последнем месяце или у больных перед операцией. Жалость сдавила Санькино сердце, и ему вдруг до боли в висках захотелось расшевелить эти мраморные лица.
Отбарабанив второй куплет, он подтянул к себе еще пару метров шнура и спрыгнул со сцены.
-- Ты куда? -- в спину ему прохрипел Роберт. А Санька бросился к сидящей в первом ряду веснушчатой девчонке, за руку легко вырвал ее из кресла, подхватил за талию и, глядя прямо в ее серые перепуганные глаза, заорал в черный шар микрофона:
-- Во-орробышек! Во-орробышек! Не на-адо уходить! У ка-аждой ведь из золушек принц должен в жизни быть!
-- Ешчо ра-ано, -- еле прошептала она.
-- Что рано? -- прикрыв ладонью микрофон, спросил он, пока шел проигрыш.
-- Рано вас целовать. Мы попозже, на последнем куплете...
Санька посмотрел на утыканный веснушками нос девчонки и почему-то увидел смуглое лицо Аркадия. Мигнул -- опять смешной нос, мигнул -- лицо Аркадия. Избавиться от его черных выпученных глаз можно было, только отвернувшись от девчонки. Но вместо этого Санька притянул ее еще плотнее и поцеловал прямо в щеку. Губы тут же стали бесчувственными. Быстрым движением стерев с них пудру, похожую по вкусу на известку, Санька впился в узенькие, густо крытые помадой губки девчонки, и она сразу стала невесомой. Под ладонью была уже не окаменевшая спина, а вяло провисший ватник.
-- А-а!!! -- перекрыв музыку, навалился на Саньку писк, крик, визг.
Он оборвал поцелуй и посмотрел вправо, но ничего не увидел. Перед глазами близко-близко, до рези в зрачках, металось что-то пестрое, яркое, быстрое. Чьи-то худые, деревянные руки охватили его шею, пальцы впились в плечи, в рубашку на спине, кто-то умудрился даже обнять его левую ногу.
-- Раз-з-здись! -- под какофонию сбившихся инструментов шарахнул по куче малой чей-то рык, и с Санькиного тела по очереди стали исчезать чужие пальцы.
Пестрое, яркое и быстрое отлетело в сторону последним. Отлетело, как ветка, которую он на бегу будто бы сбил своим лицом. Метрах в двух от Саньки стоял Лось и держал за шиворот худощавую девицу в удивительно ярком платье. Девица была выше Лося на полголовы. Иначе как баскетболистку Санька не мог ее представить. Она и движения делала руками, словно пыталась забросить мяч в корзину, но у нее это никак не получалось. Наконец Лось поймал ее руки-плети в воздухе, завернул по-жандармски ей за спину и согнул девицу перед собой в три погибели.
-- У-уй, мамо-очки, бо-ольно! -- выла она в грязный пол и норовила лягнуть Лося.
А тот, плотно прижав к себе худые ягодицы девчонки, вдруг ощутил себя так хорошо, так блаженно, что даже расширил лицо легкой улыбкой.
-- Брось ее! -- в запале крикнул Санька.
Инструктажа Аркадия он уже не помнил. Его взбесило наслаждение, расплывшееся на дубовом лице Лося. Он возненавидел не самого Лося, а то удовольствие, которое тот получает от унижения явно слабейшего, чем он.
Санька швырнул вправо, под сцену, микрофон и со всего замаха ударил Лося в левую скулу. Музыка только-только оборвалась, и хруст костей подмял под себя все остальные звуки. Лось икнул и повернул к Саньке то же самое лицо. Удовольствие все еще жило в мускулах щек, но гнев уже начинал заливать его в твердую холодную маску.
Наверное, Санька сломал пальцы. Или отбил их. Во всяком случае, он не ощущал, что у него есть правый кулак. Он будто бы размазал его по лицу Лося, и теперь у него остался только левый кулак и ноги.
-- Ты чо, гад?! -- не отпуская рук девчонки, спросил Лось.
С края губы по его подбородку потянулся кровавый ручеек. Тоненький-тоненький.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138