Между ними порывисто шел Иосиф Кобзон. В длинном, то ли черном, то ли темно-синем, пальто до пят он был скорее похож на банкира, чем на певца.
Когда они со скоростью курьерского поезда вонзились в коридор гримуборных, один из четырех телохранителей, окаменев, остался у двери. Он оказался одного роста с уже стоящим там парнем и оттого как-то сразу потерял значимость. Он стоял, упрямо не снимая куртку, и Санька подумал, что, видимо, ему платят больше, чем парню в костюме, раз он готов обливаться потом в жарком холле.
-- А разве Кобзон не закончил выступать? -- удивленно спросил Санька.
-- Звезды в отставку не уходят, -- ответил Киркоров и тут же вскочил.
Слева, со стороны прохода к сцене, в холл ворвались девчонки. Их было не меньше десяти. А может, и всего пять-шесть. Но они так визжали, кричали и хлопали в ладоши, что казалось, что в холл прорвалось два-три класса средней школы.
-- Вот он! -- заорала самая маленькая из них.
Ее лицо горело под цвет волос на голове. Она показала пальцем на Киркорова, и фанатки, подчиняясь этому крохотному, с красной капелькой лака на ногте, пальчику, лавиной нахлынули и на Саньку, и на Киркорова.
-- Фи-илиппчик, мы тебя любим! Фи-и!.. Фи-и!.. А-а!.. А-а!..
Голоса слились в единый сплошной писк. От него сразу заболели уши.
Санька успел отбить от велюрового пиджака Киркорова две-три руки,
но остальные уже скользили по телу певца, будто пытаясь выяснить
живой он человек или бестелесный полубог, сошедший на время на
землю.
-- Оставьте меня в покое! -- пытался вырваться Киркоров. -- Охрана! Где охрана?!
Санька сгреб рыженькую лидершу, с жалостью ощутив под руками худенькое, безгрудое тельце. Где-то под ребрами у нее ошалело, точно заяц, попавший в силок охотника, билось маленькое яростное сердечко. Санька легко оторвал девчонку от пола и отнес в угол холла. Совсем не замечая своего похитителя, она все тянулась и тянулась худенькими руками к Киркорову. Из кармана ее курточки на пол упала бумажка. Скосив на нее глаза, Санька с удивлением увидел нарисованный на клетчатом тетрадном листке портрет Киркорова.
Грохот десяти подошв перекрыл девчоночий писк. Охранники, ворвавшиеся в холл с двух сторон, за несколько секунд растащили фанаток. Они все еще визжали, размахивали в воздухе ногами и пытались укусить своих врагов, но битва уже была проиграна.
-- Ты что, сука, наделал?! -- заорал на одного из охранников, еле удерживавшего самую толстую из девчонок, пузатый мужик со всклокоченной сединой на крупной бульдожьей голове. -- Ты для чего, сука, туда был приставлен?!
-- Они... они... сбили меня с ног и через сцену сюда... Ну, не стрелять же по ним?
-- Ты уволен! -- тут же решил кадровый вопрос мужик. -- Тащите их всех на улицу! Выбросите на хрен!
-- У них билеты на концерт, -- зло посопротивлялся виновник инцидента.
-- Я сказал, на улицу!
Подчиняясь общему движению, Санька понес свою пленницу к выходу. Она уже не дергалась и не тянула руки, а только тихо всхлипывала и шептала: "Фил-липпчик, я тебя люблю... Я тебе детей нарожаю... Ты такой красивый". В эту минуту впервые в жизни Саньке захотелось ударить девчонку. По заднему месту. Да побольнее. Чтоб на всю жизнь запомнила. Но руки были заняты, а когда они освободились уже на улице, холодный порыв ветра прошил насквозь его свитер и рубашку, обжал ледяными пальцами тело, и он понял, что и девчонке стало так же неуютно.
-- Ты далеко живешь? -- спросил он, стараясь не смотреть в ее красные глаза.
-- В общаге.
-- Ну, вот и иди в общагу, -- зачем-то сказал он.
Охранники, вынесшие остальных девчонок, так состязались в мате, что, кажется, вздрагивали даже кремлевские ели.
-- В чем дело?! -- вопросом заглушил всех подошедший милиционер. -Что случилось?! Вызвать "воронок"?!
-- В отделение их всех! -- скомандовал седой.
-- Да отпусти ты их, -- попросил Санька. -- Соплюхи же. Малолетки.
Пойманная им лично девчонка стояла рядом и пыталась спасти уши в воротнике джинсовой куртки. Но уши были слишком большими. Или воротник узким.
-- Прими нарушителей! -- то ли потребовал от него, то ли предложил седой, и милиционер, видимо, хорошо и давно знавший его, безропотно подчинился. Его губы тут же приблизились к черному брикету рации, висящей на плече...
Из отделения милиции Санька вернулся к Дворцу съездов только через два часа с лишком. За девчонками приехали вызванные по телефону родители, дело замяли, но на душе все равно остался камень.
Билетерши, памятниками сидящие у входа во дворец, пропустили его с таким видом, словно он всю жизнь работал рядом с ними. Хотя, возможно, все объяснялось гораздо проще: они видели, как Санька вместе с седым выволакивали девчонок, и оттого посчитали и его гэбэшником.
Дорогу в обход зала к фойе он не запомнил. В таких лабиринтах можно проводить конкурсы юных следопытов.
А в концертном зале стояла темень поплотнее ночной, и было непонятно, закончилось представление или нет. Но стоило Саньке шагнуть за плотную, пахнущую пылью занавесь, как темноту разорвала знакомая музыка.
Ощупывая рукой стенку, Санька прошел метров десять, и глаза стали привыкать к полумраку. Все зрители, каких он только мог высмотреть вблизи, оказались женщинами. Это удивило его. До этой минуты Санька считал, что раз мужчин и женщин на земле поровну, то в таких пропорциях они и должны сидеть в концертном зале. Дворец съездов эту статистику упорно опровергал.
-- Он! Это он! Миленький! -- локтем толкнула соседку женщина на крайнем сидении и по-молитвенному сложила ладони у подбородка. -- Боже, какой красивый!
Ей было не меньше сорока пяти, обручальное кольцо отсутствовало, а платье, которое она, возможно, считала самым большим своим достоянием, стоило около двадцати долларов в палатке у станции метро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138