На его лысине ягодной россыпью лежал пот и проблескивал в свете встречных фонарей. Тоненькие пальцы, побелев, сжимали руль и, кажется, вот-вот должны были вырвать его с мясом.
-- Ну, давай, рогатенький, давай! -- умолял он.
И вдруг сбросил ноги с педали электродвигателя. Троллейбус обрадованно вздохнул и пошел медленнее. Гаишники выскочили слева от них и пытались снизу рассмотреть людей в кабине.
-- Открой дверь! Сваливать надо! -- закричал Санька.
-- Заткнись! Расходная стрелка! Нельзя посылать сигнал! Мы вправо свернем!
Парочкой -- троллейбус с приклеенным к нему пульсирующими сиренами "жигулями" ГАИ -- они выскочили к пересечению улицы Народного Ополчения с проспектом Маршала Жукова, и Андрей резко повернул руль вправо. Гаишники, заметившие на заднем стекле цифру "19" -- номер маршрута, -- по инерции поехали прямо, так, как и должен был двигаться троллейбус данного маршрута.
-- А-а, о-олухи! -- радостно завопил Андрей и снова перенес вес на правую ногу.
Дребезжащее рогатое чудовище понеслось по проспекту, распугивая редкие полуночные машины. В стекле заднего вида снова прорезались, всплыли из мутного света фонарей "жигули" с мигалкой.
-- Сваливать надо! -- опять закричал Санька.
Кажется, он никогда еще не чувствовал себя трезвее, чем сейчас. Двести граммов коньяка со страху испарились из организма, и он теперь ощущал лишь изжогу. Она больно лизала снизу горло. Очень хотелось сделать глоток. Хотя бы слюной. Но слюны во рту почему-то не было. А киоски, призывно стоящие вдоль дороги и показывающие плотные ряды бутылок пепси, фанты и просто воды, летели и летели мимо троллейбуса, будто это они сами проносились прочь, не желая спасти Саньку от изжоги.
В какую-то минуту все это сразу -- дергающийся на затылке Андрея смоляной хвост, огни киосков, вой сирены, мелькание фонарей -- слилось во что-то тягучее, бесконечное, которому, кажется, не будет конца, и у Саньки вдруг родилось предчувствие, что так приходит смерть, что они сейчас точно разобьются. Ему и до этого не раз чудилось, что гибель -- это когда все вокруг сливается в одно и ты вдруг начинаешь ощущать себя онемевшей частью этого слитка. Ты вроде бы еще есть, но на самом деле тебя уже нет, потому что жизнь -- это миг, когда мир вовне тебя, а смерть -- когда ты внутри этого мира, но уже его не чувствуешь.
-- Открой дверь! -- заставило Саньку наваждение заорать прямо в ухо Андрею. -- Открой!
-- Ты чего?.. Ты...
-- Открой! Надо сваливать! Иначе кранты!
-- Чего иначе? -- не понял он.
Санькин взгляд метнулся к тумблерам на пульте. На трех из них были надеты фломастеры. Красный, оранжевый, зеленый -- по цветам светофора. Он дернул их все сразу вверх, но ничего не произошло.
-- Не лезь! -- прохрипел Андрей.
Он бил кулаком по клаксону, отгоняя иномарку "запорожец", а гаишники как раз поравнялись с ними и начали орать что-то угрожающее по мегафону.
Ладонью Санька ударил по фломастерам. Они нагнулись к полу, и змеиное шипение тут же наполнило дребезжащий салон.
-- По-ошли, твою мать! -- дернул Санька Андрея за рукав куртки к открывшейся передней двери.
Из нее хлестал холодный ветер и забивал дыхание.
-- По-ошли!
Он все-таки вырвал его из-за руля, вырвал как морковку из спекшегося грунта, и Андрей так же, как морковка, беззвучно выпал наружу, из кабины.
-- За мной! -- скомандовал Санька и прыгнул на тротуар так, чтобы после неминуемого толчка боком улететь к газону.
Асфальт встретил его жестче, чем ожидал, бросил дальше, чем ожидал, и вместо глины газона, чуть тронутого травой, он плюхнулся со всего размаха в лужу. Наверное, на секунду-две он все-таки потерял сознание, потому что когда очнулся и вскочил на ноги, то троллейбус уже был метрах в трехстах от него. Он вильнул почему-то вправо, перевалил передними колесами через бордюр и с хряском вмялся в павильон остановки. Слетевшие "рога" беспомощно чертили в небе замысловатый рисунок, а с проводов осыпались запоздалые искры.
Санька доковылял до подъезда жилого дома, спрятался за его дверь, с ужасом думая, что надо все-таки подойти ближе к троллейбусу, чтобы увидеть, погиб ли Андрей, как его вдруг пнули в бок.
-- А-а? -- обернулся он.
-- Ага! -- оскалился в желтом свете подъездной лампы страшный черный бородач с лысиной.
-- А-андрей!
-- Думал, я уже на том свете? Я тоже прыгать умею. И в отличие от тебя не промок. Видишь?
Он спиной повернулся к Саньке, и тот не сдержался:
-- Ты куртку разорвал?
-- Где?
-- С правого бока. Вот.
Он сунул руку в дыру и дотронулся до рубашки Андрея. Она была мокрее, чем его собственная, вымоченная в луже.
-- Зар-раза! Придется выбросить! А классная куртка была! В Германии купил. Мы тогда всей толпой, впятером, туда ездили. Такой крэк как раз в моду входил. Втроем мы и купили: Игорек, Роберт и я. Они уже свои продали. А я вот...
-- Надо сваливать, -- напомнил Санька.
-- Я на хазу не поеду. Глухой номер. Он меня будет ждать у подъезда.
-- На улице будешь спать?
-- У меня телка знакомая есть, -- неохотно ответил Андрей. -- На три балла, конечно, девочка, но на ночь приютит. А ты?
-- Я?..
Брюки на Саньке выглядели не хуже, чем у последнего бомжа, который сходил в туалет и никак не может вспомнить, снимал ли он их. В кармане острыми стекольными осколками похрустывали куски разбитого плеера.
-- Я -- на Курский, -- решил Санька.
Глава восьмая
В ШОУ ПОЯВЛЯЕТСЯ ДИ-ДЖЕЙ
Худющий парень в серой матерчатой куртке свернул с тротуара на газон и заскользил, увязая ногами во влажной глинистой грязи, до стены пятиэтажки, так похожей своей безбалконностью на общагу. Когда он добрел до нее, на каждой ноге висело по пуду глины, но он даже не посмотрел вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138