Он хочет, чтобы его ценили осмысленно, и, вообще, если хорошо под
умать, то любое произведение искусства Ц бесценно. Картины Ц его дети, а
как он может торговать детьми?
Художник пил Ц сначала коньяк, потом ром, потом бренди, потом водку, гонял
ся за Марьяной с ножом Ц дети с няней жили на даче, каялся, рыдал, бил за нее
кому-то морду, но вскоре совсем ополоумел, и к возвращению детей Марьяна е
го выпроводила Ц на посошок он порезал ножом кожаный диван цвета слонов
ой кости.
Ц Кажется, тебе стоит перейти на ИКЕА, Ц посоветовала Файка. Ц Или изме
нить формат любовников.
Алиса смотрела на своих девочек, на лучших подружек, на раздолбаек и эгои
сток, от которых она не ждала ничего хорошего. Она знала, если сам себе не п
оможешь, никто тебе не поможет, и потом, когда со слезами, которые отчего-т
о относят к старческой сентиментальности, будешь смотреть на подернуты
е прошлым фотографии, на которых останутся эти веселые стервы, полные жи
зни, готовые совершить тысячи безумств, то не будешь жалеть, что не они под
несут тебе стакан воды, когда ты зайдешься в предсмертном кашле. Пусть их
не будет рядом, когда тебя не станет, но они с тобой, пока ты жива Ц и благод
аря им короткий век человека кажется тебе бесконечными каникулами.
Они были испорченные, избалованные, сумасбродные, но они были живые Ц ка
к теплое Эгейское море, когда оно накатывает прозрачными волнами на песч
аный пляж, живыми, как капризный летний ветер, что треплет листву, живыми,
как дождь, который высыпается из черной тучи Ц в них было нечто настольк
о естественное, природное, что им прощали любые глупости, подлости и откр
овенное свинство, потому что рядом с ними взрослые, серьезные люди, озабо
ченные взрослыми, серьезными проблемами, вспоминали, что такое детство,
что такое удовольствие без истерики на тему разрядившегося мобильника,
что такое настоящий, стопроцентный кайф.
А как они сидели в шесть утра в парижском кафе, после клуба, и у всех от шамп
анского голова рассыпалась на части, и забавный официант с похотливыми г
лазами принес «нурофен», а потом они пили кофе с круассанами, и маслом, и д
жемом, и пахло свежей выпечкой, и арабикой, и жизнь была такой замечательн
ой, и круассаны Ц лучшими в мире, и у них просто случилась истерика, от тог
о, как все здорово, Ц они хохотали над каким-то анекдотом, над которым пос
ле никто никогда не смеялся Ц видимо, анекдот был тупой, и все на них обор
ачивались и улыбались им, потому что было хо-ро-шо!
А как они любили просыпаться в обществе случайных любовников Ц красивы
х молодых людей, которые были сражены их жизнерадостностью! Просыпаться
, когда жаркое южное солнце где-нибудь на Крите уже просочилось сквозь за
навески, и впереди новый день с новыми приключениями, и твой любовник так
ой горячий Ц просто от солнца, и все еще любимый, и ты знать не знаешь, и зна
ть не желаешь, чем он там, в другой жизни, занимается, ты помнишь лишь, как те
бя ошарашила страсть, как тебе его захотелось до помутнения рассудка, и э
тот восторг, и экстаз от одних лишь прикосновений, и губы в кровь, и какое-т
о звериное желание, и все это Ц любовь, от которой ты задыхаешься, и такое
упоение оттого, что ты и он Ц вы вместе только сейчас, и никаких ожиданий,
никаких совместных планов и забот Ц лишь солнечные блики на воде, прост
ранство иллюзий, желаний и смутных надежд, от которых вскипает кровь, тян
ет под ложечкой и кружится голова...
Алиса сверху вниз смотрела на людей, которые с тоской вспоминали молодые
годы Ц все это пошлость: «Ах, как мы сидели на бульваре, пили портвейн и сп
орили до хрипоты...» Они умерли. Что-то с ними случилось. Кто-то их подло обма
нул, убедив, что, как только ты минуешь рубеж полового созревания, жизнь пр
евращается в скучнейшую рутину, в театр военных действий, где в партере з
арезервированы места для ответственности, практичности, солидности, гд
е легкомыслие, страсть к авантюрам и истерическая жажда удовольствий пр
ячутся на галерке, весело улюлюкая и нарушая покой почтенной публики. Он
и дорого Ц собственным счастьем заплатили за удобства и привилегии.
Именно поэтому ненависть к Оле нельзя было списать на обычную зависть Ц
тут было нечто глубокое, что Алиса и сама не осмыслила. Она вообще не пони
мала, как Оля живет, что ее вынуждает каждый день открывать глаза, встават
ь с кровати и ехать на работу. Ей следовало выйти замуж, нарожать детей и в
сех их кормить-поить, стать клушей Ц наседкой, толстой и счастливой.
Какой из нее редактор глянцевого журнала, если для Оли самое яркое драма
тическое переживание Ц что взять на обед: грибную лапшу или борщ?
В «Глянец» они устроились вместе. Случайно. Алиса была уверена, что Оля с е
е штампованным языком, вялым слогом, блеклым повествованием провалится
на собеседовании, но владелец издания был знаком с ее отцом, и Олю приняли
в штат. Алиса по ночам писала статьи, гордилась ими, переживала, расстраив
алась, если кто-то написал лучше Ц а Оля выжимала из себя по фразе в недел
ю, с каким-то совершенно отмороженным видом торчала перед компьютером, а
в итоге сдавала весь такой ути-пути текст, где одна банальность наступал
а на пятки другой.
Она не была бездарной. Она была равнодушной. Где-то внутри у нее теплился и
нтерес к жизни, к работе, к молодым людям, но огонек был такой слабый, что от
него едва ли можно было прикурить сигарету.
Ц Девки, вы будете десерт? Ц спросила Фая.
Ц Много-много десерта, Ц кивнула Марьяна.
Ц Морковный торт, Ц сообщила Алиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13