Положив трубку, Шейн прошел в спальню. Постель была прикрыта покрывалом. Он отвернул подушку и матрац в надежде найти записку, но ее не было ни там, ни на туалетном столике. Все в спальне было в идеальном порядке. Он тщательно обследовал ванную и кухню. Дверь из кухни, выходившая на запасную лестницу, была заперта. Потом он снова вернулся в гостиную и проверил ящики комода. Пистолет Филлис Брайтон исчез.
Выйдя из номера, он тщательно осмотрел снаружи входную дверь. Она была открыта профессионалом, в распоряжении которого имелся набор первоклассных воровских инструментов. На двери был французский замок, но взломщик сумел отжать ее от дверной коробки и, вставив тонкую стальную пластину, отодвинуть щеколду. Вся проведенная без шума операция заняла, по-видимому, всего несколько минут. Оставаться в номере дальше не имело смысла, и Шейн, закрыв дверь и убедившись, что несмотря на не-
значительный перекос, замок работает нормально, надел шляпу и спустился в вестибюль.Должность сыщика в штате отеля, в котором он жил, предусмотрена не была. Оба лифтера заявили в один голос, что ничего подозрительного возле его номера они в это утро не заметили. Когда он нарисовал им словесный портрет Филлис, ответ был также отрицательным. Никто не видел, как она выходила из его номера. Конечно, любой посетитель, будь на то его воля, мог уйти из отеля через запасной выход.
Потом Шейн заглянул к менеджеру, объяснив, что в его номере побывали взломщики. Он попросил тщательно опросить всех служащих, не видел ли кто-нибудь подозрительных личностей, шатавшихся по коридору. Закончив дела в гостинице, он направился в центр города.
Студия Пелхэма Джойса находилась на третьем этаже одного из многочисленных деловых зданий на Флаглер-стрит. Поднявшись по давно некрашенной лестнице, Шейн очутился в просторной комнате, окна которой выходили на улицу.
На полу студии в изобилии валялись окурки, был рассыпан табачный пепел, стены до последнего квадратного дюйма были увешаны картинами. Неподалеку от окна стоял мольберт с чьим-то неоконченным портретом, рядом в художественном беспорядке стояли стулья. В кресле-качалке сидел сам Пелхэм Джойс, положив ноги" в домашних тапочках на подоконник.
Увидев Шейна, он наклонил голову, кивнул и продолжил с интересом наблюдать через окно за уличным движением. Это был небольшого роста сморщенный человечек с огромной лысой головой и худым анемичным лицом. На нем были полотняные брюки с пятнами краски, грязная рубашка, в прошлом, видимо, белого цвета, галстук в горошек, свободно болтавшийся на его тонкой шее, и поношенная вельветовая куртка. Возраст его определить было трудно, хотя Шейн полагал, что ему далеко за семьдесят. Джойс прошел курс обучения живописи в лучших академиях Европы.и в свое время был широко известен как непревзойденный портретист. Однако парижские бульвары и чрезмерное увлечение абсентом убили у него и жизненные силы, и талант.
С этим человеческим обломком, выброшенным волнами жизни на побережье Майами, Шейн был знаком несколько лет. Здесь в мечтах и в безделье Пелхэм Джойс доживал последние годы, довольствуясь тем немногим, что благословенный тропический климат предоставляет людям. Притянув к себе стул и убедившись, что на нем сохранились все четыре ножки, Шейн сел рядом со стариком. Движением руки Пелхэм Джойс показал на шумную улицу внизу. Рука была настолько тонкой, что казалась прозрачной.
— Идиоты. Куда-то спешат, суетятся, словно сегодня последний день в их жизни.
— Вы знаете что-нибудь о Д. К. Хендерсоне? — спросил Шейн.
— Конечно. — Джойс не отрывал взгляда от окна. — Самозванный художественный критик. Путешествует по миру и угождает неистребимому желанию миллионеров-колбасников прослыть меценатами.
— Таких, скажем, как Брайтон?
— Именно. — Обернувшись, Джойс бросил быстрый взгляд на Шейна. — Для Брайтона Хендерсон подыскал несколько приличных вещиц, когда этот идиот составлял себе коллекцию. Брайтон сделал широкий жест и подарил свое собрание Метрополитен-музею, а потом, оставшись без средств, попытался вернуть его обратно. Музей, естественно, отказал: они цепко держатся за то, что им удалось заполучить. Сомневаюсь, чтобы у Брайтона сохранилось желание меценатствовать.
Шейн терпеливо ждал, когда старик закончит рассказ. Потом поинтересовался:
— Хендерсон по-прежнему агент Брайтона?
— Не думаю. Сегодня Брайтон не может позволить себе роскошь иметь агента. — Пелхэм Джойс беззвучно рассмеялся.
— Вам не известны случаи, когда такие агенты доставали бы за бесценок произведения старых мастеров, а потом сбывали их за баснословные деньги?
— Это больше из области газетных уток, — пробормотал Джойс.
— Но все же подобные вещи случаются? — настаивал Шейн.
— Да, конечно. Если мне не изменяет память, именно Хендерсон откопал где-то в руинах итальянского замка подлинник Ремб-ранта. Было это лет пять назад. Картина сейчас в коллекции Брайтона'.
— На сколько, — осведомился Шейн, — тянет сейчас подобное полотно?
— На столько, сколько какой-нибудь проклятый идиот согласен за него заплатить. — Голос Джойса внезапно сделался пронзительным. — Сто тысяч, полмиллиона, два миллиона. Для коллекционеров важен раритет, а не само искусство.
— Такие вещи обычно ввозятся контрабандно. Или я ошибаюсь?
— Естественно. Ни один уважающий себя коллекционер не станет платить пошлины за редкую картину.
— Тогда, -терпеливо спросил Шейн, как это им удается?
— Самый простой метод — замазать на оригинале подлинную подпись и написать фамилию какого-нибудь известного копииста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50