- Я не говорила, что ему не из-за чего волноваться! Как хы можешь так со мной разговаривать при посторонних?
- Прости, мама. Я веду себя недостойно.
Анни откашлялась, пытаясь привлечь к себе внимание.
- Где сидели вы, Маркус?
Он посмотрел на разбитую дверь. Десятки насекомых влетели в образовавшуюся дыру и теперь клубились вокруг люстры.
- Я как раз вышел.
- Вас не было за столом, когда прозвучал выстрел?
- Нет. Я вышел из столовой за несколько секунд до этого.
- Зачем?
- Я пошел в ванную. Мы сидели здесь и пили кофе.
- У вас есть пистолет или ружье?
- Разумеется, нет. - Кровь бросилась ему в лицо.
- Я бы не позволила хранить оружие в этом доме, - злобно заявила Долл. - У его отца было оружие, - в голосе миссис Ренар послышалось осуждение. - Я от всего избавилась. Ружье в доме - это постоянный соблазн выстрелить.
- Вы не можете думать, что я все подстроил, - Маркус смотрел на Анни тяжелым взглядом.
- Подстроил это? - взвилась Долл. - Что ты хочешь этим сказать: "Подстроил это"?
Анни отвернулась от них и подошла к стене, в которую угодила пуля. Все выглядело так, словно помощники шерифа выковыривали ее при помощи кирки. Пол устилали куски цемента и белая пыль. Пуля пролетела в добром футе над головами всех сидящих за столом. Любой хороший стрелок знает, как рассчитать траекторию пули после того, как она вылетит из дула. Следовательно, чтобы сделать такой выстрел, нужно было намеренно целиться выше.
- Либо он никудышний стрелок, либо он и не собирался никого убивать, заметила Анни.
- Что вы хотите этим сказать? - поинтересовалась Долл.
- Вы никого не заметили рядом с домом раньше? Сегодня или накануне?
- Рыбаки проплывали по затону. - Долл махнула костлявой рукой в сторону воды, другой рукой придерживая полы старого домашнего платья. - И потом эти ужасные журналисты снуют туда-сюда, хотя нам нечего им сказать. Никогда в жизни не видела столько плохо воспитанных людей сразу. Когда-то здесь придавали большое значение этикету...
Маркус зажмурился:
- Мама, прошу тебя придерживаться темы разговора. Анни совершенно не интересно обсуждать падение нравов и плохие манеры.
Долл покрылась красными пятнами. Ее лицо застыло, кожа на скулах натянулась.
- Прости меня, если тебе кажется, что Анни не хочется слушать то, что я думаю, - натянуто проговорила она.
- Я уверена, что вы все пережили очень неприятные минуты, дипломатично вмешалась Анни.
- Оставьте свой покровительственный тон! - взорвалась Долл. Ее всю трясло от гнева. - Вы считаете нас либо преступниками, либо дураками. Вы ничуть не лучше других.
- Мама!
- Красное! Красное! Нет! - пронзительно заверещал Виктор, раскачиваясь с такой силой, что ножки стула оторвались от пола. Он снова и снова хлопал ладонями по скатерти.
- Если ты веришь, что ей не наплевать на тебя, Маркус, то ты и есть самый настоящий дурак. - Долл повернулась к старшему сыну. - Пойдем, Виктор. Здесь ты никому не нужен.
- Не сейчас! Не сейчас! Очень красное! - Голос Виктора звучал как пила, скребущая по металлу. Мать положила ему руку на плечо, костяшки ее пальцев побелели, и Виктор тут же замер.
- Идем со мной, Виктор!
Рыдая, Виктор Ренар поднялся с кресла и позволил матери вывести его из комнаты.
Маркус низко опустил голову, разглядывая пол. Его лицо покраснело от гнева и чувства неловкости.
- Ну, как вам это нравится? Еще один вечер вместе со счастливой семьей Ренар. Простите, Анни. Иногда мне кажется, что моя мать так же не может справиться со своими эмоциями, как и бедняга Виктор.
Анни промолчала. Для нее было гораздо важнее наблюдать за Ренарами, когда они вышли из себя, чем в те моменты, когда члены семейства крепко держали себя в руках. Она подошла к поврежденной двери, стараясь не наступить на осколки стекла.
- Я хотела бы посмотреть, что там снаружи.
- Разумеется.
Выйдя с террасы, она глубоко вздохнула. Казалось, облака зацепились за верхушки деревьев, пропитавшись дождем, которому давно уже пора было пролиться.
- Я только хочу, чтобы вы все правильно поняли, - заговорил Маркус. Моя мать никогда не верила, что в людях есть хоть что-то хорошее. Она все время ждала, что вот-вот на передней лужайке появится толпа, готовая линчевать меня, и теперь никогда не упускает случая напомнить, что в теперешнем нашем положении виноват исключительно я. Я даже уверен, что она по-своему наслаждается ситуацией.
- Я приехала сюда не за тем, чтобы обсуждать вашу мать, мистер Ренар.
- Прошу вас, называйте меня Маркусом. - Он повернулся к ней. Мягкий, приглушенный шторами свет, лившийся из окон дома, смягчил рубцы и ссадины на его лице. Ренар выглядел не опасным, а даже жалким. - Пожалуйста, Анни. Я должен хотя бы представлять, что у меня есть по меньшей мере один друг среди этого кошмара.
- Ваш адвокат вам друг. А я полицейский.
- Но ведь вы приехали, хотя и не были обязаны это делать. Вы здесь ради меня.
Анни хотела сказать совсем иное, она уже не раз пыталась докричаться до него, но Маркус либо не слышал ее, либо слышал то, что хотел услышать. Именно такой образ мыслей характерен для преследователей и прочих людей, страдающих различными маниями. Нежелание или неспособность принять правду. В поведении Ренара не было никаких явных признаков сумасшествия, и все-таки эта чуть чрезмерная настойчивость приспособить реальность к своим желанием вызывала беспокойство.
Анни хотелось удержать его на расстоянии. Но еще сильнее было желание как можно ближе подобраться к нему и обнаружить то, что упустили детективы. Он просто обязан потерять бдительность, сделать ошибку. А она окажется рядом, чтобы арестовать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146