Анни раньше всегда уважала его.
- Что сделано, то сделано, и мы с этим справимся, помощник, - закончил Ноблие с таким видом, словно это Анни нарушила закон. - Дело в том, что мы бы разобрались с этой ситуацией лучше, если бы ты действовала со мной заодно. Понимаешь, о чем я?
Анни промолчала. Не стоило напоминать, что ей не позволили быть с ними заодно, а просто захлопнули дверь у нее перед носом, исключили из дела, словно она была посторонней. Теперь Анни не знала, что лучше - быть выброшенной из дела или участвовать в сговоре.
- Я не хочу, чтобы ты говорила с журналистами, - продолжал Ноблие, обходя стол и устраиваясь в большом кожаном кресле. - И ни под каким видом ты не должна говорить с Кадроу. Поняла меня?
- Так точно, сэр.
- "Никаких комментариев", вот что ты должна отвечать. Справишься?
- Да, сэр.
- И что важнее всего, я не хочу, чтобы ты говорила с Маркусом Ренаром. Уяснила?
- Да, сэр.
- Ты была не на дежурстве, поэтому не слышала сообщения о грабителе в этом районе. Ты случайно наткнулась на них и вмешалась в ситуацию. Так все было?
- Да, сэр, - прошептала Анни, ощущение тошноты поднималось у нее в желудке, словно дрожжевое тесто. Ноблие минуту молча смотрел на нее.
- Откуда Кадроу узнал, что ты пыталась арестовать Фуркейда? Он уже с тобой говорил?
- Адвокат оставил сообщение на моем автоответчике утром, пока я бегала.
- Но ты с ним не говорила? - уточнил шериф.
- Нет.
- Ты говорила Ренару, что арестовала Фуркейда?
- Нет.
- Ты говорила с Фуркейдом в присутствии Ренара?
- Ренар был без сознания.
- Значит, Кадроу блефует, мерзкий сукин сын, - пробормотал себе под нос Гас. - Ненавижу его. Мне плевать, что он умирает. Лучше бы этот паразит поторопился и освободил нас от себя. Ты написала рапорт?
- Еще нет.
- И не пиши. Если ты начала что-то записывать, все порви.
- Но Ренар выдвинет обвинения...
- Но это не значит, что мы должны облегчать ему жизнь. Давай, запиши его жалобу, составь предварительный рапорт, но не упоминай об аресте Фуркейда. Этого не было. Оставь свои инициалы на рапорте и принеси бумаги ко мне в кабинет. Я персонально буду заниматься этим делом, - добавил он, словно уже репетируя фразу для будущего официального заявления. - Чудом избежавший наказания преступник пытается оговорить моего сотрудника. И не надо так на меня смотреть, Бруссар. - Шериф обвиняюще ткнул в нее пальцем. Мы не делаем ничего, что Кадроу не сделал бы для ублюдка, чьи интересы он представляет.
- Значит, мы ничем не лучше их, - тихо сказала Анни.
- Черта с два, - возразил Ноблие, протягивая руку к телефону. - Мы хорошие парни, Анни. Мы работаем на Правосудие. Просто оно не всегда хорошо видит из-за этой своей повязки на глазах. Ты свободна, Бруссар.Женская раздевалка в офисе шерифа округа Парту изначально была кладовкой. Когда в шестидесятых годах это здание строилось, женщины в департаменте не работали, и не видящие дальше своего носа шовинисты не предусмотрели такой возможности. В результате у мужчин-полицейских в раздевалке был душ и просторная комната отдыха, а их коллеги-женщины довольствовались бывшей кладовкой для швабр. Раздевалка имела неприглядный вид - голая лампочка под потолком, четыре узких металлических шкафчика, дешевенькое зеркало без рамы над крошечной фаянсовой раковиной.
Когда Анни впервые пришла на службу, кто-то проделал дырку из мужской раздевалки в футе слева от зеркала. Теперь Анни периодически осматривала комнату на предмет новых дырок и замазывала их шпаклевкой, которую хранила в своем шкафчике вместе с шоколадными батончиками. Она была единственной женщиной - помощником шерифа, которая пользовалась раздевалкой регулярно, и единственной женщиной - патрульным офицером. Анни считала эту комнату своей собственной и попыталась как-то украсить ее. Она принесла искусственную пальму в горшке и обрезок ковра, чтобы прикрыть цементный пол.
Анни села на складной стул и посмотрела на папку, лежащую у нее на коленях. Она слишком далеко зашла, когда прошлой ночью напечатала рапорт об аресте Фуркейда. Когда она села дома за машинку и изложила все черным по белому, у нее появилось ощущение хотя бы минимального контроля над ситуацией. Поздно ночью к ней пришло и минимальное чувство уверенности. А утром шериф Ноблие уничтожил и то и другое. Он хотел, чтобы Анни солгала и составила фальшивый рапорт.
- И всем, кроме меня, ситуация кажется нормальной, - пробормотала Анни себе под нос.
Ей стало тревожно, неуютно, во рту появился горький привкус. Она вышла из раздевалки и пошла по коридору.
Сержант Хукер многозначительно округлил глаза, когда Анни прошла мимо стойки дежурного:
- Посмотрим, сможешь ли ты сегодня арестовать преступников, Бруссар.
Анни не стала ему отвечать, но, расписываясь в книге ухода, заметила:
- В три часа я должна быть в суде.
- Да что ты говоришь? И как, ты выступаешь за нас или против?
- Дело Ипполита Граньона, грабеж, - невозмутимо ответила она.
Хукер хмуро посмотрел на нее своими поросячьими глазками.
- Твой рапорт должен быть на столе у шерифа к полудню.
- Да, сэр.
Ей следовало бы отправиться в кабинет и немедленно написать отчет, но она не в состоянии была сделать это сейчас. Анни вышла из здания и вдохнула влажный воздух.
Дождь кончился к пяти утра. Анни пролежала всю ночь без сна, прислушиваясь к шуму ливня, бьющего по крыше. Наконец она отказалась от мысли заснуть, заставила себя встать и поработать с гантелями и штангой, придававшими второй спальне в ее доме такой экзотический вид.
Делая зарядку, она наблюдала, как занимается заря над бухтой Ачафалайя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146