- Раны Господни! Пане коханку, вы хотели зарезать меня как каплуна, или как Юдифь Олоферна. Вот это мило!
Леля улыбнулась.
- Героиня, пане коханку! - вскричал Радзивилл. - Надо выпить за ваше здоровье и непременно из туфельки! Эй!
Подскочил пан Боженцкий.
- Из туфельки, пане коханку...
Леля хотела убежать; тяжелый и неповоротливый воевода бросился за ней, она крикнула, и на защиту ее поспешил с пистолетом и саблей Паклевский.
- Ваше сиятельство! Слово Радзивилла! - сказал он.
- Туфельке я его не давал, пане коханку! Если пропадет пара туфель беда небольшая, а честь большая, если я прикоснусь губами там, где лежала пятка паненки! Поэтому прошу дать мне туфельку или - пане коханку - война! Война!
Леля, спрятавшаяся за мать, очень решительно сняла с ноги туфельку на высоком каблучке и смело подала ее.
Увидев это, старостина вскрикнула. Князь взял двумя толстыми пальцами предмет своих желаний, еще теплый от маленькой ножки, которая в нем покоилась, и причмокнул. Туфелька из голубого атласа, обшитая ленточкой канареечного цвета и вся расшитая по атласу мелкими цветочками, казалась прелестной безделушкой.
- Да ведь это наперсток, пане коханку, - воскликнул князь, - если бы вы, сударыня, увидели туфлю моей сестры, панны Теофили! Из нее можно напиться!.. А это... это просто шутка! Пане коханку!
Леля краснела, генеральша улыбалась и даже старостина приняла такое выражение, которое могло означать, что и ее ножка не более этой.
Прибежал гайдук с бутылкой вина и по обычаю хотел поставить кубок в туфельку, но князь не позволил.
- Нет, пане коханку, - ex originali; выпью-ка я из туфельки. Лей!
Смеясь, гайдук только начал наливать вино, как оно уже потекло на пол, а князь поднес туфельку ко рту, выпил и бережно спрятал мокрый сувенир за кунтуш...
И только после этого он приказал подать себе кубок и выпил из него. Женщины надеялись, что теперь он выйдет и даст им отдохнуть, но он уселся на лавке.
- На чем же мы остановились? - спросил он Боженцкого.
Тот пожал плечами, а князь покачал головой.
- Пани генеральша, - сказал он, - едет, вероятно, в Варшаву на Senatus Consilium.
- Мы еще не образовали его, - отвечала оскорбленная пани, - но когда он составится, кто знает - будет ли это очень приятно некоторым мужчинам-сенаторам?
- Гм! - сказал Радзивилл. - Я страшно боюсь женщин. Одна уже начала нами распоряжаться; но, может быть, мы не сдадимся, пане коханку, если только другие дамы не придут ей на помощь...
Очень прошу вас в Варшаве заступиться за Радзивилла, чтобы там на него не гневались, пане коханку: это - добрый человек, я его знаю с детства, не любит только, чтобы кто-нибудь дул ему в кашу...
Однажды был такой случай...
Было очевидно, что князь начинал свой рассказ только для того, чтобы помучить женщин, но в это время Пщолковский, немой шут князя, странная и смешная фигура с совершенно выбритою головою, с бледным и одутловатым лицом, без усов, вечно неестественно кривлявшийся, вбежал в комнату.
Он не говорил, но умел забавлять князя жестами, которые тот отлично понимал, и мимикой. Он вошел, указывая на кого-то за собой, и, приняв гордую позу, взявшись руками за бока, вытянул палец по направлению к князю и снова указал на дверь.
- Что с ним? - спросил князь. - Кажется, кто-то приехал. Может быть, Кашиц, который должен был догнать меня, или ксендз Кучинский.
Боженцкий выбежал во двор и, вернувшись, тотчас же доложил князю:
- Полковник Венгерский из Белостока.
Князь встал.
- Доброй ночи, пане коханку, генеральше и старостине, а также и розовому бутону, чью туфельку я прикажу оставить в назидание потомства в моем музее в Несвиже. Желаю вам всем доброй ночи, - прибавил он, отвешивая поклон дамам, - и чтобы вам не снилась бомбардировка и резня невинных младенцев... Этот господин, - он указал на Теодора, - спас крепость хитростью, за которую ему следует сказать спасибо... Поручаю его - кому?.. Пане коханку, пусть уж дамы разыграют его на узелки.
Проходя мимо Теодора, князь остановился на минутку.
- Если захочешь вступить в несвижскую гвардию - я прикажу, чтобы тебя приняли.
Паклевский промолчал, и князь, надвинув шапку на ухо, медленно выплыл из комнаты... Так окончилась эта история, счастливее, чем можно было ожидать, - и благодаря присутствию духа Паклевского - не имела никаких дурных последствий...
Как только князь вышел, старостина крикнула, чтобы запрягали лошадей.
Но хорошо было отдавать такие приказания, сидя в доме и не имея понятия о том, что делается на дворе.
Снежная метель так разбушевалась, что от одного дома до другого ничего не было видно, а в поле и совсем невозможно было выехать. И сам Паклевский решил переночевать здесь и переждать, пока затихнет вьюга. Перепуганная старостина приказала забаррикадировать все двери, а Теодор обещал ей, что всю ночь проведет на страже в комнате, которую он снял для себя у еврея, и которая находилась как раз напротив корчмы...
Теперь, когда всякая опасность миновала, генеральша и старостина, которые целый день ничего не ели, почувствовали голод; всем пришло в голову, что надо бы покормить и защитника и заодно протопить комнату, которая совсем выстыла...
Паклевский, устроив своего возницу с санями, явился к дамам и предложил им свою помощь. Все они, не исключая генеральши, которая менее всех благоволила к нему, не могли надивиться счастливому стечению обстоятельств, приведшему его к ним, и удивительной находчивости, с какой он сумел обезоружить князя. Все благодарили его без конца. Леля с особенным усердием отдавала ему этот долг признательности и, вернув ему колечко, надев новые туфельки и предоставив старостине излить свою благодарность, завладела им и отвела к камину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101