Надеялся, что чувствовала.Через какое-то время они отодвинулись друг от друга и теперь лежали в постели, глядя вверх, пытаясь понять значение того, что между ними произошло.– Не думаю, чтобы у кого-нибудь еще было так, как у нас, иначе мы бы, уж конечно, об этом слыхали, – наконец произнес Гиллон.Ей это понравилось – чего ж тут удивительного? Все девчонки, работавшие на шахте, любили этим заниматься, и она не видела причины, почему бы ей это могло не понравиться, раз пришла ее пора. А впрочем, какая разница – понравилось ей или не понравилось: так уж устроен мир, и главное теперь побыстрее создать семью. А то, что этому сопутствовало какое-то странное животное наслаждение, – просто кусок масла в овсяной каше.И все-таки, если подумать о том, чем они только что занимались, вспомнить о тех шалых словах, которые ей хотелось сказать Гиллону на ухо, о ненасытной алчности тела, требовавшего еще и еще, – это выглядело как-то глупо. «Если бог не нашел другого способа, чтобы род человеческий продолжался на земле, – подумала Мэгги, – то до чего же неразвитое у него воображение».Гиллон перекатился на бок. «А бог-то – он мудрый!» – подумал он и заснул. * * * Она разбудила его только днем.– Гиллон?!Он открыл глаза, но не пошевельнулся.– Я хочу, чтобы ты мне кое-что обещал.– Да?– Когда мы уедем отсюда и явимся к нам туда, я хочу, чтобы ты был в шляпе.– И все?– Все.Это было до того нелепо, что он даже расхохотался. Просто удивительно, подумал он, до чего он свободно себя чувствует в постели.– А если я обещаю тебе быть в шляпе, ты мне тоже должна кое-что обещать.– Ох, нет.– Ох, да. Обещание за обещание. – Он протянул руку и, хотя она попыталась откатиться к своему краю постели, все-таки схватил ее.– Это вредно. Я знаю. Чересчур уж.– Это естественно. Естество само мне подсказывает, а разве оно может ошибаться? Господь знает, что правильно. Господь всегда прав.– Господь – он иной раз круглый дурак, – заявила Мэгги, хоть и решила, что раз уж положено этим заниматься, то надо заниматься и выполнять свою миссию как можно лучше.Когда он снова проснулся, уже начинало вечереть – об этом свидетельствовал сероватый свет за окном; Мэгги была одета, и четыре горячих пирожка с мясом дымились на стуле у кровати.– Давай скорей! Два с половиной пирожка тебе, а полтора мне. Одевайся и ешь. Нам пора.– Пора?– Я заказала билеты на вечерний поезд, чтобы не терять лишнего дня.Он выскочил из постели, не очень соображая, где находится. Он стоял перед ней голый и ел пирожок. Только сейчас он почувствовал, как он голоден.– Ох, ну и хороши! – сказал Гиллон и направился в другой конец комнаты, где на стуле лежал его твидовый костюм; по дороге он заметил свое отражение в оконном стекле. – Боже милостивый, да я, видно, с ума сошел! – воскликнул он и попытался прикрыться мясным пирожком.– Ну, какая разница – в постели ты или нет.– Есть разница, есть, – сказал Гиллон.Он повернулся к ней спиной, положил пирожок и как можно быстрее оделся. Все его вещи были сложены в картонке, в которой они принесли из магазина костюм, а вещи Мэгги – в саквояже.– Что случилось с твоим чемоданом? – спросил Гиллон.– Ничего с ним не случилось – в Питманго все такое.Она улыбнулась ему, но он ей не поверил.– А нет тут какого-нибудь черного хода? – спросил Гиллон. – Он ведь сидит там, внизу.– Именно потому-то я и хочу выйти через парадную дверь.Хозяин, сидевший за своей конторкой, по-мужски подмигнул Гиллону, но так, чтобы видела Мэгги. И Мэгги подмигнула ему в ответ.– Охота, значит, все-таки получилась неплохая, – заметил Бел Геддес.– Я выловила отменного самца.Гиллон понятия не имел, о чем они говорят.– Да, кстати, – сказала она. – Насчет вашего угля.– Моего угля?Она eмy выложила все, не стесняясь, по-питманговски:– Они же тебе не уголь продают, Джок, Презрительная кличка, означающая «Крот».

тебе продают черный сланец, а дерут с тебя, как за кеннелевый. Золы – вагон, а жару – чуточку.Она кивнула Гиллону, тот подхватил картонку и саквояж, и они вышли в палисадник, прошли через него, миновали калитку и двинулись по Ловатт-стрит.На вокзале она оставила его на платформе, сама же пошла в кассу, а потом дала телеграмму отцу. Это была первая телеграмма, которую в Питманго получил углекоп. И когда она прибыла, Тома Драма вызвали из шахты. «Заарканила гэла и везу домой». Пять слов – и ничего больше. 9 Не успели они сесть в поезд и выехать из Стратнейрна, как показался залив – очень глубокий, судя по синеве; высокие крутые берега его поросли елями, вдали виднелся остров с развалинами какого-то обширного, разрушенного временем здания. Мэгги удивилась: как это она не заметила такой красоты по пути сюда.– Что это? – спросила она, и Гиллон вынужден был оторваться от созерцания вагона и посмотреть в окно. Дело в том, что он никогда еще не ездил в поезде.– Я совсем забыл, что его может быть видно отсюда. Это – замок.– Замок, замок! – передразнила она его. – Да какой замок-то?– Камеронов замок.– Ого!Она была потрясена теми возможностями, какие это открывало перед ней. На такое она даже и не рассчитывала. Фамильный замок… Ей сразу полюбилось слово «замок» – оно звучало так же сладостно, как «силлер» – серебро.«Мой замок… Наш замок… Камеронов замок».– И мы имеем на него право?Он не заметил этого «мы».– Все Камероны имеют на него право. Моей семье принадлежат два-три кирпича в подземной темнице.Она молчала, пока замок не скрылся из виду и поезд не вошел во тьму туннеля. Хотя в купе с ними был еще один пассажир, Гиллон осмелел и поцеловал ее.– Вот это уже безобразие, – шепнула Мэгги.– Так оно и было задумано.Он даже продержал ее в объятиях часть ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166