Камерон не может такое сделать – поджечь шахту. Ты не мог убить людей, которые находятся там, под землей, Сэм. Ведь сотни людей лишились бы работы. Не одна семья была бы разрушена. Ты не мог этого сделать, Сэм.– А вот Джем это бы сделал, – сказал Сэм. – Он бы спустился в шахту и свершил правосудие. – Но Эндрью упорно продолжал качать головой, и постепенно Сэм успокоился: он начал понимать, что Эндрью прав. – Знаешь, что я тебе скажу? Мне до смерти надоело быть Камероном. Можешь ты это понять?– Угу. А знаешь, что я тебе скажу? Ничего ты поделать тут не можешь.
Если погода продержится, Гиллон знал, что они еще увидят в последний раз берега Шотландии, и в самом деле в сумерках, при свете позднего вечернего солнца, из моря вдруг возникли отвесные уступы Кинтайра, точно гигантские суда, двигавшиеся на них.– Пошлем последний привет Шотландии! – громко возгласил Гиллон, и все семейство, пробудившись от сна, высыпало на палубу.Смотреть было особенно не на что, но все же это было последнее, самое последнее «прости», и потому это было важно. Под высокими скалами приютилась рыбацкая деревушка, и капитан выпустил пар сквозь гудок и прогудел. По всей вероятности, это уже стало обычаем – салют крайней точке Шотландии, прежде чем проститься с ней. По спине Гиллона пробежал холодок.– А вы знаете, у вашей семьи есть девиз, – сообщил Гиллон своим. Они продолжали смотреть на Шотландию, исчезавшую за бортом, но слушали его.Он произнес девиз сначала по-гэльски, довольный тем, что еще может это произнести, вспоминая, какую борьбу выдержал с отцом, когда тот заставлял его учить непонятную фразу. Никто никогда не объяснял ему значения каждого слова – просто надо было затвердить их, как попугай.– Chlanna nan con thigibh a so's gheibh sibh feoil.И снова все поразились отцу.– «Сыны собачьи, придите сюда и обрастите мясом».Это никому из них ничего не говорило и, однако, означало что-то важное. Они ведь уже обросли однажды мясом и потеряли его и теперь пустились в путь, чтобы снова им обрасти. – Почему ты никогда раньше этого не говорил? – спросила его Мэгги.– К месту не приходилось.Но ее явно взволновал девиз, и она несколько раз произнесла его. Однако больше всего взволновал он, пожалуй, Сэнди Боуна.– Я хочу быть Камероном, заявил он. – Они не поняли. – Я хочу изменить фамилию, ведь все равно мои дети будут наполовину Камеронами.Всем стало как-то неловко, и в то же время все были польщены. Ну, как можно отказать человеку, если он хочет взять твое имя?– Значит, ты тоже хочешь быть собачьим сыном? – заметил Сэм.– Ага, вот именно.– Тогда считай себя им, – сказал Гиллон.
К этому времени Кинтайр уже почти совсем исчез из виду, и все же черная тень его еще где-то маячила на востоке. Они выходили из Северного пролива в открытое море, а оно возле Малл-оф-Кинтайр бурное. Гиллон чувствовал, как оно вздымается и опадает под килем, и зерно в трюмах слегка перекатывалось, вызывая на корабле качку.– Тебя не будет мутить? – спросил Гиллон Мэгги. – А ведь море сейчас такое же бурное, как бывает в Стратиейрне.Их мальчикам и девочкам уже всем по очереди было плохо, Йэн с самого утра лежал, свернувшись калачиком, точно зверек.– Тошнит только молодых и сильных духом, когда внутри у них все бурлит, а я для этого уже слишком стара. Я переступила этот возраст.Сначала он внутренне согласился с ней и ничего не сказал, а потом с удивлением обнаружил, что злится на нее. Он отвел ее в сторонку.– Ничего ты не переступила, – сказал Гиллон. – Слишком рано собралась умирать. Не смей умирать при мне – твое время еще не настало. Ведь тебе же только сорок лет – даже и сорока-то нет. Ты права не имеешь так говорить. Да ты просто обязана еще не один год подарить мне. На краю мола горел маяк, и, хотя им не видно уже было Шотландии, они все еще видели свет маяка.– Ох, до чего же я тогда испугалась, – сказала вдруг Мэгги, – когда Дрисдейл высветил нас прожектором.Гиллон удивился.– Ты? Испугалась? Ты мне об этом никогда не говорила.– Я боялась, что утону.– Ты этого мне никогда не говорила.– Нет, никогда не говорила.Оба чувствовали, что они подошли к чему-то очень важному и сокровенному для обоих, чего, быть может, они не сумеют даже выразить словами.– Мне следовало тогда сказать тебе это, – заметила Мэгги, – теперь я понимаю. Но не уверена, что я это знала тогда.– Мне тоже было страшно.– Я знаю.– Мы могли бы помочь друг другу.– Я знаю.Последние лучи солнца оказались много ярче, чем можно было предполагать, – они прорезали корабль, словно огонь крылья мотылька, окружив его ореолом мягкого призрачного света. Сумерки уже сгущались.– Кстати, насчет того, что для тебя жизнь вроде бы кончена. Ты обязана еще долго жить, – сказал Гиллон.– Ради кого?Гиллон указал на их детей, выстроившихся вдоль поручней и глядевших назад, в сторону медленно исчезавшего света.– Они сами могут теперь о себе позаботиться.Он снова разозлился на нее за то, что она заставляла его полностью раскрыться. И больно схватил ее за руку.– Ах, Мэнти… ради меня. Ради меня. Двое или трое из детей обернулись на звук отцовского голоса, а потом снова повернулись к морю, но Роб-Рой подошел к родителям.– Ну, вот и все, – сказал Роб. – Прощай, Шотландия, страна нищеты и невежества. Лучше жить подальше от тебя. – Он достал бутылку из кармана пиджака. – Прощай и зелье. – И, швырнув бутылку за борт в море, посмотрел на родителей.– Это хороший поступок, Роб. Прекрасный жест.– Это не жест.– Время покажет, – сказала мать.– Да уж, оно всегда все показывает.К ним подошли и остальные. Вода впереди стала совсем черная, спустилась ночь, и пора было уходить с палубы. День у них выдался длинный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166