– бросил ему Просперо.
Бездельник даже не потрудился притвориться и ответил с нескрываемой дерзостью:
– Кончилась ваша лафа, сладкое подгорело!
Помощник комиссара посмотрел на него взглядом, в котором ненависть смешивалась с презрением, и пошел по проспекту, стараясь сохранить свою обычную уверенную походку. Как всегда, остановился на углу, но на этот раз, по обыкновению полюбовавшись носками своих ботинок, поправив галстук и одернув ворот пиджака, неожиданно произнес следующий краткий монолог:
– Просперо Басселино, помощник комиссара, вы скончались! И никто больше не встретит вас здесь или где-нибудь в другом месте. Мир праху вашему!..
После этого, словно самый беззаботный гуляка, пританцовывая, он подал знак проезжавшему мимо такси. Сел и захлопнул за собой дверцу:
– Поезжайте вниз, не помню названия улицы…
Интимная жизнь Просперо Басселино
Просперо вышел из такси на площади у церкви и дальше пошел пешком до известного нам дома, где накануне Сухарь искал Свистуна.
Он вошел в вестибюль, медленно, не торопясь, зажег серебряной зажигалкой сигарету и, выглянув на улицу, осмотрелся по сторонам – обычная предосторожность. Ни одного незнакомого лица, Сузука и Наим, по обыкновению, разговаривают и смеются. Следовательно, за ним никто не следит.
Успокоенный, Просперо поднялся по черной лестнице с железными перилами. На втором этаже вынул ключ и отпер дверь квартиры с прибитой у «перископа» картонкой, на которой было выведено: «Перейра». Затем нерешительно вошел, будто опасаясь встретиться там с кем-нибудь чужим. Немного задержался у порога, всматриваясь в углы и отбрасываемые мебелью тени. Все без изменений… Просперо закрыл за собой дверь и, сделав несколько шагов, остановился у входа во вторую комнату. Прямо перед ним было широкое, всегда запертое, запыленное окно, выходившее на улицу. Его закрывал каркас светящейся рекламы кондитерской, которая находилась в первом этаже; ночью этот рекламный щит мигал, ежесекундно вспыхивая то синим, то красным светом. Не заметив ничего подозрительного, Просперо включил электричество, хотя на улице было еще светло.
В этом сумрачном помещении с диваном, служившим кроватью, и пестрыми безделушками он жил, скрывая то единственное, что являлось предметом его домашних забот, – необыкновенную коллекцию воспоминаний…
Просперо сел на диван, чтобы немного отдохнуть и привести в порядок свои мысли. Его взгляд, скользнув по картинам, изображавшим обнаженных женщин, и гравюрам со сценами инквизиции, остановился на противоположной стене.
Там и находилось то, что было жемчужиной его коллекции. Известно, что преступники любят татуировку или питают слабость к маскам, поясам, курительным трубкам, щипцам для орехов… Некоторые хранят эти вещи для себя, они, собственно, скорее клептоманы, чем профессиональные воры. Уже много лет полиция, сбившись с ног, разыскивала некоего преступника, который со страстью влюбленного воровал шелковые дамские трусики с кружевной отделкой для своей коллекции. Он проводил целые дни, ощупывая их, любуясь, вдыхая исходящий от них запах мускуса…
Просперо, удачливый негодяй, стремился проникнуть в общество людей, которые слыли элегантными. Для этого он, насколько удавалось, скрывал татуировку, украшавшую его руку. Однако не мог избавиться от слабости коллекционировать сувениры, которые заполняли его одинокую жизнь, а в определенные моменты даже облегчали ему бегство от самого себя.
Противоположная стена была обита голубым штофом, по краям висели цветные репродукции, изображавшие голых женщин, а в центре этой экспозиции на позолоченных гвоздиках с загнутой шляпкой, какие обычно употребляются для подвески картин, висели бюстгальтеры – маленькие и аккуратные, какие носят девушки, и большие, широкие – из туалета матрон.
Бюстгальтеры самых разнообразных цветов, оттенков, фасонов, из самых разнообразных тканей, – странные украшения, подвешенные на ленточках и резинках. Одни розовые, другие голубые, третьи белые или палевые. Богатые и нарядные, доступные сеньорам из высшего общества, и простые, какие носят фабричные работницы. Шелковые, кружевные и даже нейлоновые. Каждый из них хранил свой, едва ощутимый аромат и невидимый след какого-то события, свою историю. Просперо собирал эти экспонаты, иногда даже воруя их, на протяжении всей своей жизни преступника. Одни – в ночных клубах, где бывает самое пестрое общество, другие – на квартирах своих любовниц, третьи – в скрытых среди бамбуковых зарослей веселых притонах Санто-Амаро.
Были среди них и такие, которые Просперо, как полицейский чиновник, добывал при допросах. Эти бюстгальтеры, принадлежавшие тем, кого доставляли в полицию из тюрьмы, были измятыми, пропотевшими и нередко со следами крови и слез…
Просперо встал, подошел к этой пестрой выставке, трясущейся рукой снял белый шелковый бюстгальтер, обшитый тонкими кружевами – возможно, последнее приобретение, – благоговейно прижал к груди, задрожал, и лицо его потемнело. После этого церемониала он понюхал бюстгальтер, еще хранивший запах женского тела. Шатаясь, прошептал:
– Нисия! Больше никогда… Больше никогда…
Постарался овладеть собой, повесил на место бюстгальтер, украденный у портнихи, и отошел в сторону, все еще словно находясь в состоянии транса. Сел на диван, взял почерневшую фарфоровую трубку – одну из четырех, висевших на стене, – набил ее золотистым табаком и несколько раз глубоко затянулся; квартира наполнилась благоуханием. После этого, уже несколько успокоившись, погасил трубку и повесил ее на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63