– Точно.
– Ну, тогда с нее и начнем, – ухмыльнулся Чарльз.
Взаимоотношения между матерью и сыном изменились в то лето. Она перестала обращаться с ним как с маленьким, которого бранят и распекают на все лады. Более того, она стала даже потакать ему, поэтому, оставаясь вдвоем, оба молчаливо признавали отчуждавшую их напряженность.
– Чем ты занимался сегодня? – спрашивала как только он входил в дверь. – Ничего такого, что бы тебе могло понравиться, – отвечал он, подмигивая ей. Юлия краснела и опускала глаза. Возвращаясь домой, под влиянием Руфи и поощряемый Муней, который обожал книги, Чарльз начинал читать. Юлия заговаривала с ним о прочитанных книгах. Оба открыли общую любовь к поэзии. Как-то вечером, два года спустя после того, как Чарльз поступил в классическую школу, они вместе сидели за кухонным столом. Юлия чистила картошку к ужину. Чарльз читал «Ромео и Джульетту». В последнее время он увлекался пьесами Шекспира. Юноша находил их полезными для разговоров с девчонками, поскольку обнаружилось, что один или два сонета, произнесенные шепотом с выражением, творили чудеса и растапливали женские сердца, не говоря уже о том, насколько они становились необходимыми в неловкий момент стягивания кофточки и выключения света.
– Что ты читаешь? – спросила Юлия.
– Кое-что из Шекспира.
У Чарльза на следующий день было назначено свидание с Брендой, и он яростно зубрил подходящие строчки.
– Прочти мне что-нибудь вслух. Так скучно чистить картошку.
Чарльз принялся декламировать:
Я ваших рук рукой коснулся грубой.
Чтоб смыть кощунство, я даю обет:
К угоднице спаломничают губы
И зацелуют святотатства след.
Он поднял глаза на Юлию. Она смотрела на него, не сводя глаз.
– Давай я буду читать за Джульетту, а ты – за Ромео, – предложила она, протягивая руку за книгой.
Святой отец, пожатье рук законно.
Пожатье рук – естественный привет.
Паломники святыням бьют поклоны.
Прикладываться надобности нет.
Пока она читала, Чарльз смотрел ей в лицо. Оно будто помолодело в сумеречном свете. Она прочла эту реплику с такой страстью, что сыну показалось, будто он узнал Юлию времен далекой молодости, которая мечтала о преданном любовнике.
Она подняла глаза от страницы.
– Продолжай, – горячо попросила она. – Прочти еще немного.
Юлия перестала чистить картошку. Щеки ее порозовели. Она придвинула свой стул поближе, и они вместе склонились над книгой.
Чарльз прочитал:
Однако губы нам даны на что-то?
Юлия:
Святой отец, молитвы воссылать.
В ее голосе слышался трепет. Сидевший рядом Чарльз вдыхал ее теплый родной запах чистоты и свежести, чувствуя смущение матери от их сексуального общения – полузабытого, но бережно хранимого воспоминания о ее теплой груди и послушных сосках.
Так вот молитва: дайте им работу.
Склоните слух ко мне, святая мать.
Прочел Чарльз. Его обычно детский голосок ломался и приобретал более низкий тембр, набирая густоту и мощь.
Внезапно Юлия встряхнулась, будто очнулась от волшебного оцепенения.
– Боже мой! – воскликнула она. – Ты мужаешь. Прислушайся. Твой голос начинает ломаться.
– Нет-нет, – поспешно отвечал Чарльз. – Еще не время.
Вдруг он смутился, снова почувствовав себя в роли ребенка.
– Зачем ты читаешь Шекспира? Это по программе на следующее полугодие?
– Нет, – ответил он, злорадствуя от своей власти и желания досадить ей. – Завтра у меня свидание с Брендой, и я собираюсь на ней это опробовать.
Теперь наступила очередь Юлии взять верх. Он видел, как губы матери превратились в узенькую полосочку.
– У этой девицы скверная репутация.
– Я знаю, – сын посмотрел на мать сверху вниз. – Вот поэтому-то я и иду с ней в кино.
Он торопливо вышел из комнаты, прежде чем чувство вины, всегда сопровождавшее его в столкновениях с матерью, не легло свинцовой тяжестью ему на плечи, уничтожив остаток вечера.
Годы обучения Чарльза в классической школе были трудными и суровыми. Юлия ни о чем, кроме Оксфорда или Кембриджа, и слышать не хотела для своего сына. Амбиции самого Чарльза далеко перешагнули желания его матери. Но, как бы там ни было, поступление в эти университеты означало годы, посвященные упорной учебе, но при этом следовало учесть два противодействующих фактора. Первая главная проблема состояла в том, что Чарльз не был настолько талантлив, чтобы с блеском и легкостью вкушать плоды просвещения, которые давались ему всегда в результате ужасной борьбы. Вторым препятствием являлось то, что внутрь этих бастионов привилегий и предрассудков попадало жалкое количество выпускников классической школы. Мысль о возможном провале наводила ужас, но еще страшнее и невыносимее было представить состояние матери после провала. Юлия помогала ему всем, чем только могла. Действительно, ведь она фактически бок о бок с сыном прошла весь курс обучения в классической школе.
Уильям намного отстал от них. Отцу и сыну практически не о чем было поговорить, кроме эпизодических разговоров об автомобилях. Уильям сам ужасно стыдился своего положения, но чувствовал свою беспомощность. Он свято верил в то, что так ничтожно мало может предложить своей жене. Чарльз, с его книжками и мудреными словами, мог заставить ее лицо засветиться улыбкой, зажечь ярким блеском глаза, что ему самому удавалось сделать крайне редко. К счастью, он был не из тех людей, что часто обращались к самоанализу.
Его эмоциональная сфера настолько сильно притупилась из-за того, что он вырос без матери, что Чарльз даже не заметил, как тихая робкая Элизабет сдала свои отборочные испытания после начальной школы, причем без фанфар и дополнительных занятий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187