Лизу мне приходится отвозить в Твикенхэм. Не так уж много времени остается для себя.
– Чем бы ты занималась, если бы не была замужем?
– Не знаю. Моей семье всегда было безразлично, что случится, лишь бы я вышла замуж за приличного еврейского мальчика – это, по их мнению, составляло смысл всей женской жизни.
– Мало чем отличается от местных нравов, но все меняется. Даже женщины из школы находят себе какие-то занятия, пусть это просто уроки танцев.
Вдруг Джейн превратилась в измученную женщину. Ее лицо стало изможденным и осунувшимся.
– Как мне выкроить время для каких-то занятий? У меня здесь дел по горло. Мы вынуждены участвовать в развлечениях три раза в неделю, как минимум. Теперь моя очередь закатывать грандиозный ужин на восемь персон. Ваша страна такая консервативная, что в этих арендованных домах нет даже посудомоечных машин.
Рейчел засмеялась.
– Анна все уши прожужжала про угнетенный рабочий класс, но мне кажется, что мы сами живем в позолоченных клетках. Жизнь складывалась куда проще, пока мы жили на Эшли Роуд, несмотря на то, что мне приходилось сушить пеленки в гостиной из-за того, что не было возможности позволить себе пользоваться в прачечной сушилками.
– Вот, – сказала Джейн, подойдя к ящику возле холодильника. – Посмотри. У меня множество записных книжек, исписанных кулинарными рецептами блюд, к которым я привыкла за столько лет. Может, тебе что-нибудь пригодится для званого ужина.
– Джейн, ты – умница! Это потрясающе! В голове не укладывается, как ты справляешься. В твоем доме нет ни пылинки. Везде – зелень, цветы, удивительные растения! Чарльз говорит, что у меня черный глаз: все в моем доме умирает.
Джейн посмотрела на Рейчел, сидевшую на кухонном табурете, положив подбородок на высоко поднятые колени.
– Рейчел, не позволяй ему так унижать себя. Почему ты всегда воспринимаешь его как Бога, благословляющего твою жизнь, словно он знает ответы на все вопросы?
– Не знаю. Возможно, потому, что он знает о жизни гораздо больше, чем я. А может, я просто ленива, и мне легче, когда он управляет моей жизнью. Но прошлый вечер стал для меня новой точкой отсчета. Ты знаешь, что он дал мне ключи от машины и велел ехать домой, сказав при этом: «Это люди моего круга». Я решила, что, вполне возможно, это люди его круга, но отнюдь не моего. И если ему нравится посещать подобные места, то – пожалуйста. Но без меня. Кстати, мы все-таки ходили к бассейну. Люди купались там абсолютно голыми. Белинда Джеймсон плюхнулась прямо животом в воду. Господи, какой у нее жуткий вид.
Джейн рассмеялась.
– Когда мы были возле бассейна, их там было совсем немного. Джерри даже не заметил, что они были голыми. Он занялся подсчетами, во что обходится содержание бассейна.
Рейчел подхватила стоявшую возле кофейника бутылочку.
– Ты не пошутила насчет валиума? Джейн оскорбилась.
– Что ты! Я сто лет принимаю это лекарство. Рейчел кивнула.
– У меня из головы не выходит одно неприятное воспоминание, связанное с жизнью на Эшли Роуд. Я сидела в приемной доктора Бернса и глазела по сторонам в ожидании своей очереди. Там же сидели еще трое моих знакомых с детьми. Я не спрашивала, но могу поспорить, что они тоже хотели получить транквилизаторы. Я принимаю их сто лет. Помню, как я лежала в постели и думала, что только здравомыслящий человек может принимать транквилизаторы, потому что надо быть не в своем уме, чтобы, не приняв успокоительное, иметь силы изо дня в день подниматься и убирать дом, в котором ты накануне уже наводила порядок.
– Я немного волнуюсь за себя, – лицо Джейн помрачнело. – Видишь ли, я принимаю в день по три штуки. Если я не сделаю этого, то начинаю сердиться на детей. На Джерри я сердиться не могу. Он только пожимает плечами и говорит, что перед месячными всегда так.
– Понимаю, к чему ты клонишь. Чарльз обладает магическим способом убеждения. Он подводит всегда к тому, что во всем виновата я.
Обе рассмеялись.
– Мне пора, Джейн. Соси таблетки. Это лучше, нежели прийти в ярость и схватить большой нож мясника. Можно мне взять эти рецепты? Я их завтра верну.
– Конечно. Изучай.
Уже в прихожей Рейчел обернулась и крепко обняла Джейн.
– Должно быть, трудно жить вдали от родственников.
Джейн на мгновение положила голову на плечо Рейчел.
– Очень. Я выросла в большой, любящей, крикливой и нежной еврейской семье. А англичане так холодны: застегнуты прямо до подбородка.
– Они такие, – засмеялась Рейчел. – Знаешь, как-то раз я забирала Доминика из школы, и мы были все вместе: Чарльз, Сара и я. Ждали возле школы. Выбежал Доминик. Чарльз редко встречает его, поэтому Доминик бросился к отцу в объятия, но Чарльз оттолкнул его и сказал: «Тебе исполнилось семь лет, Доминик. Ты стал слишком большим для поцелуев и объятий. Мужчины обмениваются рукопожатиями, – и он пожал Доминику руку. – С того дня Доминик больше не целуется и не обнимается».
– Господи. Это ужас!
– Так был воспитан Чарльз. Зуб даю, в семье они не прикасались друг к другу.
– Здорово! Понятно теперь, почему англичане такие неприступные. Американцы, когда поднялось женское движение, стали чаще пользоваться ласками прикосновений, но это только для того, чтобы доказать свою чувствительность. Это новый вид тирании. – «В чем дело? Не нравлюсь? Но я ведь такой чувствительный!» – скажет поклонник, положив руку тебе на грудь. Знаешь, по-моему, мужчины вообще не способны сильно любить женщин.
– Это для меня вовсе не новость. На мой взгляд, мужчины не только нас не любят, они нас боятся. Как бы там ни было, а мне пора отправляться по магазинам. Увидимся в школе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187