– Мы все впадаем сначала в раж. Ничто не может сравниться по впечатлительности с первыми днями любовного романа.– Это неправда, – сказала Алекс. Власть – такая же впечатляющая. Заключать сделки, делать деньги, взять верх над соперником – по силе эмоций тоже похоже на секс.– Звучит одиноко.– Ну и что? Зато безопасно. В бизнесе я делаю успехи. Я не хочу снова испытать поражение в любви.Алекс отодвинула гамбургер, Джексон долго молчал, потом произнес:– Я не могу прожить твою жизнь за тебя. Ты делаешь свой собственный выбор. Я всегда считал, что самое трудное – то, что нам приходится делать выбор. Как идти, куда идти. Все надо выбирать. И не надо слушать никого, кто говорит, что ты можешь иметь все. Это просто невозможно. Во всем требуется компромисс. Конечно, мы стараемся избрать самый лучший путь, но всегда остается чувство, что путь, оставленный позади, на самом деле был лучше.– Ты тоже так чувствуешь?– Черт побери, да. Я выбрал женитьбу на Меган. В то время у меня были альтернативы – жизнь мужа и отца, работающего отведенные часы, или жизнь художника, обычно в бедноте, творческого чудака, но свободного. Я выбрал Меган.– Но ты передумал.– Да, но не без боли в сердце. Чем труднее выбор, тем ужаснее последствия, когда ты осознаешь, что это была ошибка.– А как эта теория жизни Холиэлла применима ко мне?– Я бы сказал, что твой выбор похож чем-то на мой. Одна часть в тебе всегда стремилась к могущественной карьере. А другая хотела того, чего желают все. Любви, может быть, брака и детей, собственного дома. Хотя в тебе всегда преобладала «карьерная» часть. Ты никогда не давала шансов любви.– До сегодняшнего дня, – Алекс посмотрела на него. – Джексон, скажи мне: когда умрет любовь? Когда я вернусь в нормальное состояние?Джексон улыбнулся:– Это и есть, нормальное состояние. У всех у нас есть потерянная любовь, от которой мы чахнем, или горькие воспоминания о какой-то связи, закончившейся раньше, чем мы почувствовали готовность сказать «до свидания». Я не могу сказать, что любовь когда-нибудь прекратится. Неужели ты действительно этого хочешь?– Да. О Боже, да!– Алекс, послушай. – Он замолчал на мгновение, обдумывая слова. – Жизнь – не простая штука, – сказал он в конце концов. – И самое сложное в ней – любовь. Если ты решила, что любовь не для тебя, тогда, полагаю, ты сделала выбор и живи с ним. Никто не говорил, что жизнь прекрасна, или даже очень приятна. Мы должны просто извлекать лучшее из того, что имеем и стараться забыть то, что упускаем.Они закончили есть и привели в порядок столик. Алекс и Джексон вышли на улицу. Они шагали мимо площадки для игр возле «Мак-Дональда», где дюжина ребятишек стремительно взбегала по ступеням ледяной горки и с визгом и хохотом скатывались вниз. На минуту Алекс с Джексоном остановились посмотреть на ребятишек, потом Алекс положила голову на плечо Джексона, и они направились к машине. Неважно, что говорил Джексон: она знала, что никогда не сможет забыть прошлое. Каждая парочка, держащаяся за руки, будет напоминать ей. Каждый смеющийся ребенок, каждая заливающаяся румянцем невеста и томящийся от любви подросток будут кричать ей в лицо: «Посмотри, чего ты лишена. Посмотри, от чего ты отказалась». Воспоминания о Бренте были везде и всюду, во всем, и ей придется смотреть на них каждую секунду каждого дня до конца своей жизни. Глава 19 Джексон глубоко вздохнул и распахнул дверь в галерею. С трудом удерживая тяжелые папки, он вошел в прохладное, тусклоосвещенное помещение. Встреча с куратором Дональдом Литгоу назначена на 14.30. Часы показывали 14.29.В Картинной галерее никого не было. Джексон опустил папки на стол из меди и стекла и огляделся вокруг. Конечно, он нервничал, и по коже как будто пробегали мурашки. Стены украшали несколько пейзажей и морских видов в традиционном стиле, портреты индейцев, абстрактная живопись. Но большую часть зала заполняли работы молодой художницы Клаудетты Харсинс, живущей в Мендочино. Джексон не раз читал о ней в прессе. Ее картины были современными и абстрактными, выполненными яркими красками и мощными мазками, которые сильно отличались от модных пастельных, утонченных направлений, что не могли не выделяться. Внимательно изучая работы, Джексон нашел их потрясающими, новаторскими и, конечно, заслуживающими признания.Его мысли были прерваны болью в желудке, как будто его разъедала кислота, так бывало каждый раз, когда он входил в картинную галерею и ощущал страстное желание увидеть в ней свои картины. Желание было таким сильным, что превращалось в физическую боль. Картинная Галерея Литгоу более чем какая-то другая соответствовала стилю Джексона. Его работы безупречно впишутся в ее интерьер. Если бы он сейчас смог заставить мистера Литгоу почувствовать то же самое. Рекомендация Джо открыла ему дверь. Остальное зависит от него самого.Дональд Литгоу, аскетический, совершенно не артистического типа мужчина, вышел из задней комнаты.На нем был строгий официальный темно-коричневый костюм, седые волосы разделены сбоку пробором и безупречно уложены. Своим спокойствием и отсутствием эмоций он напоминал манекен и казался совершенно не на своем месте в артистичном, ни с чем не сравнимом окраинном Сан-Франциско. На лице его не было и тени улыбки.– Мистер Холлиэлл, полагаю?В произношении чувствовался легкий британский акцент.– Да, сэр. Очень приятно познакомиться с Вами.– Конечно. Ну что ж, перейдем к делу. У меня еще одна встреча в 3.15.Джексон поспешно вернулся к своим папкам и постарался успокоить нервы, распрыгавшиеся, как лягушки. Он уже раз двадцать проходил подобный «суд божий».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154