Она чувствовала такую благодарность всем святым просто оттого, что лежит рядом с Гэном. Колотье сердца казалось невыносимым. Может быть, он видит в темноте, как она дрожит? Может, он чувствует эту дрожь, передающуюся через деревянные половицы? Может, он слышит, как шелестит ее кожа под одеждой?– Закрой глаза, – сказала ей святая Роза. – Помолись.И она сразу сумела глубоко вздохнуть.– Научи меня читать, – произнесла она быстро. – Научи меня писать письма по-испански.Гэн посмотрел на нее. Глаза ее были закрыты. Казалось, это он сам пришел и лег рядом с ней. На щеках дрожат ее ресницы, густые и темные. Неужели она спит? И разговаривает во сне? Он мог спокойно, даже не придвигаясь к ней, поцеловать ее в губы, но тут же выбросил эту мысль из головы.– Ты хочешь читать по-испански? – повторил он таким же едва слышным шепотом.«О небо, – подумала она. – Он тоже умеет быть неслышным. Он тоже, как я, умеет разговаривать без звука». Она перевела дыхание, ее глаза блеснули.– И по-английски, – прошептала она. После этого она улыбнулась. Она не могла удержать улыбку. Она сумела попросить обо всем, о чем хотела!Бедная застенчивая Кармен, вечно прячущаяся за спины других! Кто знал, что она умеет улыбаться? Однако при виде этой улыбки Гэну захотелось пообещать ей все, что угодно! Он еще не совсем проснулся. Или, точнее, еще не проснулся совсем. Может быть, он ее хотел и сам этого не знал? Может быть, он так ее хотел, что даже увидел во сне, что она лежит рядом? «Вещи, непостижимые для ума, – подумал Гэн. – Секреты, которые мы храним от самих себя».– Да, конечно, – произнес он, – и по-английски.Она стала дерзкой и храброй, так велика была ее радость. Она подняла руку и положила ему на глаза. Глаза закрылись. Ее рука была прохладной и сухой. И пахла металлом.– Засыпай, – сказала она. – Засыпай. 6 Годы спустя, когда событие уже превратилось для людей, непосредственно в нем участвующих, в воспоминание, они делили его на два периода: до коробки с нотами и после нее.До коробки террористы полностью контролировали вице-президентский дом. Заложники, даже когда напрямую им никто не угрожал, постоянно размышляли о неизбежности собственной смерти. Допуская, что, если им очень повезет, никто из них не будет застрелен, они тем не менее ясно видели, что поставлены на карту их жизни. До или после их освобождения каждый из них или все вместе они умрут. Разумеется, они всегда это знали, но с каждым днем смерть подходила к ним все ближе и по ночам садилась к ним на грудь, пристально вглядываясь в их глаза своими холодными и голодными глазами. Да, мир – очень опасное место, и уверения в персональной безопасности – не более чем волшебные сказочки, которые детям рассказывают на ночь. Каждый заложник мог повернуть в неподходящий момент не за тот угол, сделать не тот шаг, сказать не то слово… И все будет кончено. Они размышляли о бессмысленной смерти первого аккомпаниатора. Они помнили его и видели, с какой легкостью, как блистательно и быстро он был замещен. Они тосковали по своим детям, по своим женам. Конечно, они еще не умерли, они просто находились в этом доме, но какая разница? Смерть высасывала воздух у них из легких, леденила кровь, делала их слабыми и апатичными. Влиятельные бизнесмены сидели, вжавшись в кресла, возле окон и часами смотрели на дождь. Дипломаты листали журналы, практически не запоминая, что они рассматривают. Бывали дни, когда у них едва хватало сил перелистывать страницы.Но после того как Месснер принес в дом ноты, все изменилось. Террористы продолжали блокировать двери и не выпускать из рук оружие, но теперь всеми командовала Роксана Косс. Она вставала в шесть часов утра, потому что в это время рассветало у нее за окном, а раз уж она вставала, то ей хотелось работать. Она принимала ванну, Кармен делала для нее чай и тосты и приносила ей в комнату на желтом деревянном подносе, специально для этого выданном вице-президентом. Теперь, когда Роксана знала, что Кармен девушка, а не юноша, она разрешала ей садиться на свою кровать и пить из своей чашки. Ей нравилось перебирать волосы Кармен, которые были черными и блестящими, как нефть. Иногда по утрам, когда настроение было особенно плохим, только эти волосы между пальцев постепенно придавали всему происходящему хоть какой-то смысл. Роксана представляла себе, что ее захватили исключительно ради того, чтобы она могла перебирать волосы этой молодой женщины. Она воображала себя моцартовской Сюзанной, а Кармен графиней Розиной. Она расчесывала ей волосы и укладывала их в сложные прически. Они не могли ничего сказать друг другу. Когда Роксана заканчивала прическу, Кармен вставала у нее за спиной и тоже начинала расчесывать ее волосы до тех пор, пока они не начинали сиять, а затем тоже заплетала их в косичку. Благодаря этому в эти короткие утренние минуты они становились сестрами или подругами, все равно. Они чувствовали себя вместе счастливыми, потому что каждая из них была очень одинокой, и они никогда не думали о Беатрис, которая стреляла по колоннам дома сквозь кухонные окна вместе с другими террористами.В семь часов Като уже ждал Роксану возле рояля. Его пальцы почти беззвучно пробегали по клавишам туда и обратно. Роксана научилась говорить «Доброе утро» – «Ohayo gozaimasu» – по-японски, а Като выучил несколько фраз по-английски, среди них: «Доброе утро», «Спасибо» и «До свидания». Этим их способности исчерпывались. Они общались между собой, обмениваясь нотными страницами. Поскольку их отношения, несомненно, подпадали под законы демократии, Като, который занимался разбором присланных Мануэлем нот, лежа на куче одеял, служивших ему ночным ложем, очень часто выбирал из них фрагменты, которые, по его мнению, хорошо подходили к голосу Роксаны, или те, которые он сам хотел услышать в ее исполнении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117