Их пожелания казались Гэну весьма расплывчатыми. Если их план заключался в том, чтобы украсть президента и таким путем сбросить правительство, то в таком случае им не следовало беспокоиться о том, что будет дальше. Но теперь они толковали о деньгах для бедных. Выкапывали из памяти все новые имена тех, кто томился в тюрьмах, и список этот, думал Гэн, был поистине неисчерпаем. По ночам в исступленном упоении своей властью и великодушием они требовали свободы для всех. Освобождение политических заключенных казалось им уже недостаточным. Они вспоминали друзей детства, попавших за решетку за угон автомобиля, мелких воришек, кравших кур, знакомых наркокурьеров, которые, по их мнению, были совсем неплохими парнями.– Не забудь этого, – говорил Альфредо, поощрительно хлопая Гэна по плечу, – ты просто представить себе не можешь, как страдает этот человек.Изящный почерк Гэна вызывал у них восхищение, а когда в одной из спален они обнаружили пишущую машинку, то были поражены умением Гэна печатать. Иногда в процессе работы командир Гектор вдруг говорил: «По-английски!», а затем Альфредо: «По-португальски!» А потом с восторженным изумлением наблюдали через его плечо, как он печатает на разных языках. Для них он был невероятно привлекательной игрушкой. Иногда поздним вечером Гэн печатал что-нибудь по-шведски без надстрочных знаков – просто для собственного развлечения, хотя с некоторых пор его уже ничего не могло развлечь. Насколько мог судить Гэн, среди заложников были двое людей, не обладавших ни влиянием, ни богатством: он и священник, и только они здесь работали. Разумеется, вице-президент тоже работал, но он это делал по собственной инициативе. По всей вероятности, он считал, что по-прежнему несет ответственность за комфорт своих гостей. Он постоянно занимался тем, что разносил сандвичи и собирал чашки, мыл тарелки и стирал пыль, дважды в день протирал пол в ванных комнатах. С кухонным полотенцем, пришпиленным к талии, он исполнял обязанности обходительного гостиничного служащего. С отменной любезностью он интересовался: «Не хотите ли чаю?» или «Не слишком ли я вас побеспокою, если пройдусь пылесосом под креслом, на котором вы сидите?» Все заложники полюбили Рубена. Они совершенно забыли, что он был вице-президентом страны.Рубен Иглесиас – пока командиры думали, чего бы еще потребовать от правительства, – передал Гэну просьбу подойти к роялю. Роксана Косс и Като собираются обсудить очень важный вопрос. Но как могли командиры обойтись без Гэна в столь ответственный момент? Однако, поскольку они были заинтересованы и в том, чтобы певица чувствовала себя хорошо, и не прочь были бы вновь послушать ее пение, они позволили Гэну идти. Гэн чувствовал себя школьником, которого вызвали из класса. Он вспомнил свой пенал, стопку чистой бумаги, парту возле окна – это удачное место досталось ему случайно, просто потому, что места распределялись по алфавиту. Он был хорошим учеником, и тем не менее он прекрасно помнил, как отчаянно ему хотелось покинуть классную комнату. Рубен Иглесиас взял его за руку.– Полагаю, что мировые проблемы могут подождать, – прошептал он, а затем тихонько засмеялся, чтобы никто его не услышал.Господин Осокава стоял возле фортепиано рядом с Като и Роксаной. Какое удовольствие слушать чужую и притом такую длинную беседу об опере, переводимую на японский язык! Вообще, слушать слова Роксаны Косс по-японски. Совершенно ничего общего с тем, что она говорит ему лично или кому-то еще о музыке. Слушая чужие беседы, можно получить систематическое музыкальное образование. Столько полезного удалось узнать из случайно услышанных фраз – даже полуфраз, пойманных на лету! С тех пор как их взяли в заложники, господин Осокава обнаружил у себя расстройство слуха. При том что он прилежно изучал испанский язык, он с трудом различал слова, произносимые вслух. Всю жизнь он мечтал иметь побольше свободного времени, чтобы слушать, и вот, когда наконец это время у него появилось, ему нечего было слушать – только скороговорку чужих голосов, которые он не понимал, да периодические выкрики полицейских за стеной. В доме у вице-президента была стереосистема, но, по всей видимости, сам хозяин дома имел вкус только к местной музыке. У него были лишь диски групп, игравших на каких-то тонкоголосых трубах и грубых маловразумительных барабанах. Подобная музыка вызывала у господина Осокавы только головную боль. В то же время командиры находили ее очень вдохновляющей и не отказывали себе в удовольствии заказывать у Месснера новые диски.Но теперь господин Осокава придвинул кресло к самому фортепиано и весь обратился в слух. В комнате находились все – и заложники и террористы – в надежде, что Като согласится поиграть снова или, еще лучше, что Роксана Косс споет. Кармен не отводила глаз от Роксаны Косс. Она считала себя личной телохранительницей Роксаны, чувствовала за нее персональную ответственность. Она стояла в углу и наблюдала за происходящим с неослабным вниманием. Беатрис жевала кончик своей косы и болтала со сверстниками. Когда выяснилось, что сию минуту никакой музыки не предвидится, они тут же отправились смотреть телевизор.Только господин Осокава и Гэн были приглашены присутствовать на беседе двух музыкантов.– По утрам я люблю начинать с гамм, – сказала Роксана, – а после завтрака разучиваю некоторые арии: Беллини, Тости, Шуберт. Если вы умеете играть Шопена, то эти песни тоже наверняка сможете сыграть. – Роксана пробежалась пальцами по клавишам.– Если мы достанем ноты, – уточнил Като.– Раз мы получаем обед, то наверняка сможем получить и ноты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117