Иногда она плакала, иногда листала книги, иногда дремала на софе. Какое удовольствие было наблюдать за ней, когда она спит! Роксана стала единственной из всех заложников, кому была предоставлена привилегия отдельной спальни и персональной охраны, хотя никто толком не понимал, из каких соображений это делалось: то ли чтобы ее не выпускать из комнаты, то ли чтобы никого туда не впускать. Теперь, когда выяснилось, кто ее охраняет, они начали думать, что, может быть, Кармен нарочно держится вблизи столь важной персоны, чтобы оградить от домогательств саму себя.– Может, вице-президент играет? – предположил господин Осокава. – Раз у него такое хорошее пианино.Гэн отправился на поиски вице-президента, который спал в кресле: здоровая щека прижата к плечу, больная наружу, красно-синяя, с черным швом, сделанным Эсмеральдой. Кожа вокруг шва вздулась. Нитки необходимо было удалить.– Сеньор! – прошептал Гэн.– Хммм? – произнес Рубен с закрытыми глазами.– Вы играете на рояле?– На рояле?– На том, который в гостиной? Вы умеете на нем играть, сэр?– Мне притащили его для вечера, – ответил Рубен, стараясь не дать себе проснуться окончательно. Ему снилась Эсмеральда, которая стоит над раковиной и чистит картофель. – Раньше здесь стоял другой, но его унесли, потому что сочли недостаточно хорошим. На самом деле он тоже был хороший, мои дочери брали на нем уроки, но для концерта он оказался недостаточно хорошим. – Его голос был совершенно сонным. – Это не мой рояль. И тот тоже не мой рояль.– Но вы умеете на нем играть?– На рояле? – Наконец Рубен выпрямился и взглянул на собеседника более или менее осмысленно.– Да, на рояле.– Нет, – сказал он, улыбнувшись. – И это очень стыдно.Гэн с ним согласился.– По-моему, вам нужно снять шов.Рубен потрогал лицо:– Вы считаете, что он уже готов?– Я бы именно так и выразился.Рубен снова улыбнулся, как будто в том, что его кожа заново срослась, была его личная заслуга. Он отправился искать Ишмаэля, чтобы попросить его принести ему сверху маникюрный набор. К счастью, маникюрные ножницы не были конфискованы в качестве оружия.Гэн решил самостоятельно продолжить поиски нового аккомпаниатора. Никаких особых лингвистических ухищрений от него не требовалось, потому что фортепиано на большинстве языков так и оставалось фортепиано. Конечно, его миссия была бы более успешной, если бы Роксана Косс ему немного помогла, хотя бы жестами, но она стояла с господином Осокавой у окна и смотрела в туманную пустоту, которая за ним разворачивалась.– Вы играете? – спросил Гэн у русских, которые курили в столовой. Они посмотрели на него сквозь клубы дыма, а затем замотали головами.– Господи! – воскликнул Виктор Федоров, прижимая руку к сердцу. – Вот, оказывается, чему надо было учиться! Скажите Красному Кресту, чтобы он прислал сюда учителя, и ради нее я тут же научусь играть! – Остальные русские засмеялись и бросили свои карты.– Фортепиано? – спрашивал Гэн в следующей группе. Он последовательно обходил всех гостей и задавал им один и тот же вопрос. При этом он пропускал террористов, предполагая, что вряд ли в джунглях они могли брать уроки игры на фортепиано. Гэн вообразил себе ящериц, шмыгающих по педалям, сырость, пропитывающую клавиатуру, ползучие растения, упорно пробивающие себе дорогу под тяжелыми деревянными ножками. Испанец Мануэль Флорес, француз Этьен Буайе и аргентинец Алехандро Ривас сказали, что они умеют немного играть, но не знают нот. Андреас Эпиктетус сказал, что неплохо играл в молодости, но уже много лет не садился за инструмент.– Каждый день моя матушка заставляла меня играть, и в тот день, когда я уезжал из дома, то сложил все ноты на заднем дворе и сжег, мы смотрели на огонь вместе. С тех пор я не прикасался к клавишам.Все остальные сказали: нет, они не играют. Люди начали вспоминать истории, как они сами брали по паре уроков или приглашали учителей к своим детям. По всей комнате шелестели слова «пианино», «рояль», «фортепиано». Гэн подумал, что никогда еще в заложниках не оказывалась столь некультурная группа людей, причем самого себя он тоже включил в это число. Чем они занимались все эти годы, что даже не озаботились освоить столь важный инструмент? На самом деле все они очень хотели играть, если уж не в прошлом, то сейчас точно. Чтобы иметь возможность играть для Роксаны Косс.И вдруг Тецуа Като, вице-президент компании «Нансей», которого Гэн знал многие годы, улыбнулся и молча подошел к «Стейнвею». Это был худощавый человек пятидесяти с небольшим лет, с чуть тронутыми сединой волосами и, по наблюдениям Гэна, чрезвычайно молчаливый. Он имел репутацию очень хорошего математика. Рукава своего смокинга он закатал до локтей, а сам смокинг был слишком длинен, но он уселся на табурет весьма торжественно. Все в комнате наблюдали, как он поднимает крышку фортепиано, легко пробегает пальцами по клавишам, как будто утешает их. Некоторые все еще продолжали болтовню, из столовой раздавались громкие голоса русских. Затем, не обращаясь ни к кому с просьбой о внимании, Тецуа Като начал играть. Он начал с ноктюрна Шопена, сочинение 9 фа-диез-мажор, номер 2. Это произведение чаще всего звучало у него в голове с тех пор, как он приехал в эту страну. То самое произведение, которое он выстукивал на кромке обеденного стола, когда никто за ним не наблюдал. Дома он смотрел в ноты и сам себе переворачивал страницы. Теперь он был уверен, что играет правильно. Он как будто видел ноты перед собой и читал их с безошибочной точностью. Сердцем он никогда не чувствовал себя ближе к Шопену, которого любил, как отца. Какое странное ощущение возникало у него в пальцах после двух недель, проведенных без игры, как будто кожа на руках стала совсем новой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117