– Его лицо никогда не было особенно приятным.– Вы не можете оставить его так, с кровоточащей раной!– Можем! – ответил командир.Вице-президент слушал. Негоже выступать в собственную защиту. Но теперь, когда боль усилилась, голова раскалывалась, а где-то в черепе, за глазами, ощущался жар и давление, мысль об иголке могла заставить его кинуться на террористов, если иначе на них не воздействовать.– Вы ничего не достигнете, если этот человек умрет от потери крови. – Ровный голос Месснера размывал страшный смысл его слов.«Умру?» – подумал вице-президент.Командир Гектор, который до этого больше молчал, приказал няне подняться наверх и принести швейные принадлежности. Он дважды хлопнул в ладоши, как школьный учитель, призывающий детей к тишине, и она тут же встала и пошла, слегка спотыкаясь и приволакивая ногу, которую отлежала во сне. Как только она ушла, четырехлетний сын вице-президента Марко закричал и заплакал, потому что считал эту девушку своей мамой.– Успокойте его, – сурово произнес командир Гектор.Рубен Иглесиас повернул распухшее лицо к Иоахиму Месснеру. Швейные принадлежности – это не совсем то, что он себе представлял. Он ведь все-таки не оторванная пуговица, а раненый человек, которому требуется хирургическое вмешательство. Здесь не джунгли, а он не дикарь какой-нибудь. Дважды в жизни его уже зашивали, но это происходило в больнице и с помощью стерильных инструментов, хранящихся в серебряных кюветах.– Здесь есть доктора? – спросил Месснер Гэна.Гэн не знал, но громко задал этот вопрос на нескольких языках.– Кажется, мы приглашали по крайней мере одного доктора, – сказал Рубен Иглесиас. Впрочем, усиливающаяся боль в голове не позволяла ему вспомнить это поточнее.В этот момент вернулась няня Эсмеральда с квадратной корзиночкой в руках. Она никогда еще не видела столько женщин в вечерних туалетах одновременно. Она была простой крестьянкой и носила в основном только форменную одежду: черную юбку и блузку с белым воротничком и манжетами, длинная коса толщиной в детский кулак извивалась по ее спине при каждом шаге. Но теперь все в комнате смотрели только на нее: как она непринужденно движется, чувствуя себя абсолютно свободной, словно ничего особенного не случилось и это был самый обычный день в ее жизни. Словно ей просто надо было кое-что починить или заштопать. Глаза ее были жгучими, подбородок горделиво приподнят. Внезапно все увидели, насколько она красива, ее красота прямо-таки освещала мраморную лестницу, по которой она шла. Гэн повторил свой вопрос о докторе, а вице-президент позвал девушку по имени: «Эсмеральда!»Никто из лежащих на полу руки не поднял, поэтому все решили, что докторов среди гостей нет. Но это была неправда. Доктор Гомес лежал на спине в столовой, и его жена больно впилась ему в бок своими накрашенными ногтями. Он оставил практику много лет назад и стал больничным администратором. Интересно, когда он в последний раз зашивал человека? Когда-то он специализировался в пульмонологии, так что последний раз протаскивал нитку сквозь человеческую кожу во времена своей ординатуры. В этом смысле он был не более квалифицированным, чем его жена, которая дома постоянно что-то шьет и вышивает. Еще не сделав ни единого стежка, он прекрасно видел последствия: наверняка возникнет инфекция; нужных антибиотиков под рукой не окажется; позже рану все равно придется вскрывать, выкачивать гной, зашивать заново. Он представил себе лицо вице-президента. И поежился. Ничего хорошего ждать от этого дела не приходится, ответственность возложат на него и со временем против него начнут публичную кампанию. Доктор, директор госпиталя, с большой долей вероятности убьет человека, хотя никто и не сможет сказать, что в этом есть его вина. Он почувствовал, как у него дрожат руки. Он просто лежал, а руки его дрожали. Неужели именно эти руки должны зашивать человеческое лицо? Есть ведь эта девушка, которая спускается по лестнице с корзинкой в руках и которая кажется воплощением надежды. Она ангел! Он никогда не мог найти девушек с такой приятной внешностью для работы в больнице, таких хорошеньких девушек, умеющих столь изящно носить униформу.– Вставай! – шипела жена над его ухом. – Или я сама подниму твою руку!Доктор закрыл глаза и тихонько покачивал головой, стараясь не привлекать к себе внимания. Пусть случится то, что должно случиться. Наложение шва не сможет ни спасти человека, ни убить его. Карта уже разыграна, и им ничего не остается, как только ждать исхода.Эсмеральда передала корзинку Иоахиму Месснеру и, стоя рядом с ним, открыла крышку, обитую с внутренней стороны розовым ситцем, из красной подушечки вынула иголку, достала моток черных ниток и вдела конец в иголку. Затем ловко разорвала нитку и сделала на конце аккуратный маленький узелок. Все мужчины, даже командиры, смотрели на нее так, словно она делала что-то сверхъестественное, такое, чего сами они никогда бы не смогли сделать. Затем она вытащила из кармана своей юбки бутылочку спирта, опустила туда иголку с ниткой и несколько раз встряхнула. Стерилизация. А ведь она была простой деревенской девушкой. Невозможно было сделать ничего более разумного. Она вытащила нитку с иголкой, держа только за узелок, и протянула их Иоахиму Месснеру.– Ах! – сказал он, сжав узелок между большим и указательным пальцем.Затем последовала небольшая дискуссия. Сперва было решено, что оба должны стоять. Затем – что вице-президенту лучше сесть, а еще через некоторое время – что ему следует лечь под настольной лампой, где светлее всего. Оба все тянули и тянули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117