Поэтому на вопросы людей о том, кто отец ребенка, я ответила раз и навсегда – "без комментариев".Он тихо выругался.– И ты этим довольна?Ева пожала плечами.– Так уж обстоят дела.Но он же еще мог все изменить! Заметив еле уловимые морщинки вокруг ее глаз, он решил, что еще не пришло время.– Ты ничего не ешь! – мягко, но укоризненно сказал он и тут же нахмурил брови. – Ты хорошо питаешься, Ева? Так, как надо?– А что?Он посмотрел неодобрительно.– По тебе не заметно, что ты беременна.– Я знаю. Это бывает у некоторых женщин, чаще у худощавых, спортивных. Вероятно, что–то подобное и у меня.Она подумала, что рассуждает как мать–героиня, хотя это была ее первая беременность.Как, однако, успокаивает, когда есть возможность обсудить вещи такого рода с кем–то, кому есть до этого дело. И даже если Луке нет дела до нее самой, то он определенно обеспокоен судьбой ребенка.– Так ты хорошо ешь?Он не собирался слезать с этой темы.Это настойчивое внимание к тому, как она питается, тоже было приятно. Это ведь не доктор спрашивает. У врача профессиональный интерес, а тут личный, живой.Она подцепила вилкой кусочек рыбы и начала жевать, как послушный ребенок.– Ем я как лошадь. Рыбу, фрукты, овощи, шелушеный рис. И, конечно, вишневое мороженое для ровного счета. – Она улыбнулась ему. – Это тебя удовлетворяет?Он выпил воды. Удовлетворяет ли это его? Он даже припомнить не мог, когда в последний раз был таким неудовлетворенным, физически и морально. Он поднял на нее глаза, и Ева прочитала в них уважение, пусть и с долей ехидства из–за насмешливой улыбки, которой он скривил губы. Он выглядел таким неотразимым, что она почувствовала неожиданное желание быть ему полностью послушной и сказать, что все будет хорошо. Но она сама не была в этом уверена, а говорить впустую не могла. Она боролась с непреодолимым побуждением спросить его, не могут ли они просто забыть все те события, которые привели их в эту запутанную ситуацию, и начать все с нуля. Но и этого она не могла сделать. Слишком многое произошло, и скоро должен родиться ребенок. Ей нужно было защититься от боли, не ради себя даже, а ради ребенка. Мать с разбитым сердцем не сумеет должным образом напитать соками свое дитя. Еще она хотела научить своего ребенка – их ребенка – самым важным вещам, одной из которых была честность.– Ты так и не сказал мне, что думаешь о ребенке, который должен родиться, – тихо сказала она. – Кроме гнева, разумеется.Он вспомнил, что ярость поглотила его тогда, как огромное вспыхнувшее пламя.– Гнев давно прошел. Мне не стоило так реагировать.– Думаю, это была естественная реакция. – Ее глаза светились. – И что пришло на смену гневу?Это было для него сложным вопросом. Он не привык подменять слова эмоциями, но последние его чувства казались ему очень важными. Он был обязан ей о них сказать.– Гордость, – ответил он. – И волнение.Ева смотрела на него в изумлении.– Ты удивлена?Он поднял брови.– Так и есть.Она почувствовала сильный жар внутри. Какие нужные, какие замечательные слова гордость и волнение.– А ты? – спросил он. – Что чувствуешь ты?– По правде сказать, я тоже взволнованна. И сильно, – сказала Ева.Но еще больше она была напугана, если уж говорить всю правду. Но ему она этого не скажет. Она была взрослой женщиной, которая привыкла брать ответственность на себя. Она не собиралась плакаться Луке в жилетку.Он кивнул, но хотел узнать что–то еще.– Но ты не испытывала гнева?– Гнева? О нет. – Она отрицательно покачала головой. – Нет. Гнев выражается у женщин по–другому. Глупой я себя чувствовала, это правда. Обманутой.– Но я не хочу, чтобы ты чувствовала себя обманутой.– А чего же ты хочешь, Лука?Она уже задавала ему этот вопрос, и он с удивлением обнаружил тогда, что не знал на него ответа. На этот раз он знал ответ.– Я хочу принимать участие в твоей беременности, – сказал он. – Когда ты будешь на приеме у врача, я тоже хочу там быть. Когда тебе будут делать УЗИ, я тоже хочу видеть, как бьется сердце моего малыша.От волнения она положила вилку и уставилась в тарелку. Его слова задели ее за живое, и понадобилась минута, чтобы успокоиться. Она подняла взор в надежде, что он не заметит блеска слез в ее глазах. Он тоже не ожидал, что его слова произведут такое действие.Она начала говорить самым прозаичным голосом.– Каким образом ты собираешься это делать? Мы живем за много километров друг от друга. Думаю, я смогу посылать тебе снимки УЗИ, писать электронные письма и делать прочие вещи такого рода.Он покачал головой.– Нет, только не из вторых рук, – сказал он твердо.– А как же? – спросила она.– Сообщай мне заранее, и я буду прилетать к твоим посещениям врача.– А твоя работа?Он посмотрел на нее, сознавая, что она ни капли не понимает, в чем заключается его работа. Но откуда ей было знать? Она знает, что он владеет банком, но она не жила в Италии и даже близко себе не представляет масштабы его могущества и власти. Но, поскольку она не собиралась заявлять на него никаких прав, он не видел причин, почему бы не рассказать ей об этом. Испытываешь поистине освобождающее чувство, когда не приходится приуменьшать свою значимость.– Я богат настолько, что могу больше не работать, Ева, – сказал он мягко и с некоторой долей небрежности. – В данной ситуации я, безусловно, так и поступлю. Я могу прилетать и улетать, когда захочу. Ради ребенка.Ева не знала, как на это реагировать. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Войдя в кабинет, где делают УЗИ, первое, что увидел Лука, – это яркие лампы. Он нахмурился, прищурил глаза, привыкая к яркому свету, но при взгляде в глубь комнаты нахмурил брови еще больше. Там на столике лежала Ева, а лаборантка в белом халате смазывала ее разросшийся живот каким–то густым желе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45