Волосы Жанны засалились и свалялись, кожа стала липкой и грязной. Она повзрослела. Исчезла прежняя Жанна. Смеющаяся, розовая девочка с мягким характером никогда уже не вернется. На смену ей пришла решительная молодая женщина, желающая выжить.Но ведь не может так продолжатся вечно! Что-то должно произойти.Однажды к ней пришли. Дверь открылась с нарочитым, как показалось Жанне, грохотом, свет фонаря проник в камеру, заметались тени, силуэты людей, похожие на черную клейкую массу, и кто-то произнес ее имя.Она не ответила. Люди стали спускаться вниз. Девушка слышала их дыхание, чувствовала свежий воздух, которым тянуло сюда сквозь неплотно прикрытую дверь.– Блудница, почему ты не отвечаешь? – услышала Жанна надтреснутый голос. – Или ты внемлешь только зову врага рода человеческого?– Здесь нет блудницы, – резко ответила Жанна, приподнимаясь на локте. – Если же ты обращаешься к девице Грандье, я слушаю тебя!Монах, толстый, с сильной отдышкой, хотел возразить, но другой жестом остановил его.– Не следует, брат Любар, – сдержанно сказал он, и голос показался узнице смутно знакомым.– Подожди, ведьма, дойдет и до тебя очередь, – угрожающе пробормотал монах, наводя фонарь на изможденное, страшно высохшее лицо девушки, где прекрасные зеркальные глаза занимали, казалось, куда больше места, чем у обычных людей. Свет причинял боль, и девушка закрыла ладонью лицо.– Убери фонарь! – послышался голос. Наступила привычная темнота.– Оставь нас, брат Любар.– Что я слышу? – Монах растерянно посмотрел на товарища, стоявшего со скрещенными на груди руками.– Доселе слух не изменял тебе, брат. Ты ведь утверждаешь, что слышишь даже, как ангелы машут крыльями над головой его преосвященства.– Но, брат, не для того ли мы спустились в это подземелье, чтобы взять еретичку, и повести ее наверх?–. Именно для этого, брат. Но прежде я хочу поговорить с ней.– О, Иисус!– Удались, брат.– Полно, девушка, – произнес тот же голос, но уже не повелительно, а с нотами нежности, когда нежелательный свидетель скрылся за дубовой дверью. – Не бойся. Ты можешь открыть лицо. Я не причиню тебе вреда и клянусь, сделаю все от меня зависящее, чтобы никто не посмел обидеть тебя.Говоря это, посетитель слегка приоткрыл фонарь, и при тусклом свете Жанна различила высокую фигуру собеседника в шерстяной рясе. На его поясе висело множество амулетов и четок.– Обидеть меня? – переспросила Жанна. – По-твоему, монах, привезти насильно девушку в это гиблое место, бросить в зловонную камеру, посадить на хлеб и воду – это не значит «обидеть»? О чем ты говоришь, доминиканец!– Увы, не моя в том вина. На тебя донесли.– А! – воскликнула Жанна, вцепившись в свои волосы.– Жанна, – проговорил монах, поставив на пол фонарь и быстро подойдя к убогому ложу девушки. – Жанна, ты ведь хочешь выйти отсюда?– Хочу ли я выйти? О, что за вопрос! – отвечала Жанна, и глаза ее блуждали по сумеречному силуэту незнакомца. – Но неужто ты думаешь, монах, что я доверюсь хоть одному «псу господнему», чье вероломство всем известно!– Но тебе будет легче этого достигнуть, если ты доверишься мне.– На что ты толкаешь меня, незнакомец?– Жанна! Я пытаюсь спасти тебя. Время дорого. Только скажи «да», и я выведу тебя через потайной ход.– Кто ты?– Я тот, кто знает тебе цену!Девушка с трудом поднялась. Она стояла на слабых ногах, держась за стену, и тщетно старалась рассмотреть лицо незнакомца.– Чего ты хочешь от меня, бес? Я знаю, ты потребуешь платы.– О, гордая Жанна! – воскликнул монах, хватаясь за грудь. – Послушай, тебя обвиняют в колдовстве. Тебе уготован страшный путь, прежде чем ты взойдешь на костер. Я же предлагаю спасение. Только подай знак, и я на все готов.– Так какова цена твоей услуге?– Любовь, – страстно отвечал монах. – Я люблю тебя, Жанна, я теряю рассудок. Пощади! Пусть ты ничего не чувствуешь ко мне, пусть ты равнодушна. Я смирюсь с этим. Достаточно того, что я люблю. Идем, Жанна! – Он протянул руку.– Стать твоей любовницей, – медленно проговорила девушка. – В своем ли ты уме, доминиканец? По-твоему, я допущу, чтобы мною попользовались и выбросили, как ветошь? Я предпочту смерть.– Позорную и мучительную смерть, Жанна!– Да!– Но ведь ты хочешь жить!– Ты прав, монах. Я хочу жить. Но я не хочу презирать себя за это!– Что? – монах отшатнулся, словно получил пощечину, и отступил на шаг.– Ты привык вершить судьбы людей, не так ли? – с достоинством произнесла Жанна.– Я люблю тебя.– Ложь! Я не знаю тебя.– Вот как? Ты не знаешь, прекрасная Жанна, монаха Патрика? А имя Этьен де Ледред тебе знакомо?Жанна в удивлении и испуге раскрыла глаза. Монах быстро наклонился, поднял с пола фонарь и приблизил к своему лицу.– Смотри!Перед девушкой стоял граф Этьен де Ледред. Его скуластое лицо и лоб бороздили морщины, огненный взгляд пылал мрачным огнем любви и порока. Этот взгляд, который несколько месяцев назад ожег несчастную узницу на Гнилом пруду, еще долго потом преследовал ее в лихорадочных, развратных снах, какие могут быть у девственницы, прислушивающейся к своему просыпающемуся лону, и этот взгляд принадлежал монаху Патрику! Как же она, о боже, не узнала в ту ночь в коленопреклоненном рыцаре безумного монаха? Любовь!Любовь – что это? Помутнение рассудка, неодолимое желание мучиться и причинять страдания другому, зов плоти, жертвоприношение вечной жизни? Что это?Почему во имя любви люди совершают страшные преступления, уподобляются львам, готовым к прыжку, секущим себя хвостами, становятся воинами, не страшащимися ни виселицы, ни подземного огня, ни вечного небытия между звезд. И все для того только, чтобы сложить оружие и доспехи и, распластавшись, в грезах покориться другому, дышать голубоватым воздухом, напоенным нежностью, истекая слезами и соками чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33