Сатурн – римский бог мира и богатства. Именно этого я хочу для нас.– Вы очень самоуверенны, мистер Ангел! Но и за это я тоже люблю тебя.– Я пригласил половину Нью-Йорка среди них – несколько гостей, которые удивят тебя. Они приедут поездом, в экипажах, приплывут пароходом. А сейчас… давай окунемся.Держась за руки, они вошли в воду. Море становилось все глубже и глубже. Сначала вода была им по колено, потом дошла до бедер, поднялась до талии и, наконец, они погрузились по плечи в прохладную соленую воду. Они плыли рядом параллельно берегу, разрезая волны сильными быстрыми взмахами рук. Время от времени их тела касались друг друга, они целовались солеными губами, потом расходились в стороны и плыли дальше.Когда первый луч рассвета затянул дымкой далекие звезды, Дженни и Габриель сидели на песке и бросали камешки в набегавшие волны. Они говорили о будущем, хотя не было сказано ни слова о том, в каком уголке земли они пустят корни – в Айове, Нью-Йорке, Калифорнии или в Италии, в Фиренце. Они неторопливо вытирали нижней юбкой Дженни соленые капли с влажных тел друг друга.И снова их охватило возбуждение, улегшееся было после купания в холодной воде. Снова им пришлось сдерживать себя, свои чувства. Они оделись.– Дженни, я купил Фиамме билет на пароход.– Она согласилась уехать? – Дженни удивленно посмотрела на Габриеля.– К каким только ухищрениям она ни прибегала, чтобы затащить меня в постель…– Вот как? – В глазах Дженни сверкнул ревнивый огонек. – Она хорошенькая, только немного… на взгляд некоторых мужчин… полновата в некоторых местах.Габриель запрокинул голову и захохотал. Потом обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.– На взгляд некоторых, у нее слишком пышные формы. Не в моем вкусе, – быстро сказал он, – хотя, когда она пускает в ход свои чары, она может… раздразнить кого угодно. У тебя классическая красота, Дженни. С годами она будет меняться, но никогда не исчезнет. Ты будешь прекрасна и через двадцать, и через тридцать лет. Но мне и не хочется, чтобы ничего не менялось, когда мы занимаемся любовью… как сейчас.Дженни поцеловала его.– Значит, уловки Фиаммы не имели успеха, любовь моя?– Тебе не стоит волноваться из-за Фиаммы. Когда до нее дошло, что мое сердце принадлежит тебе, она вышла из себя и проговорилась, что у нее будет ребенок от ее француза…– … и она хотела, чтобы ты считал его своим, если ей удастся соблазнить тебя?– Да. Но сейчас она едет домой, чтобы заставить отца ребенка жениться на ней.– Если бы ты любил ее, Габриель, ты бы согласился воспитать ребенка от другого мужчины? – В голосе Дженни слышались напряженные нотки. Они не ускользнули от внимания Габриеля.– Дженни, я люблю тебя и, следовательно, люблю Ингри, потому что она твоя дочь, частичка тебя. Понятно, cara?– Габриель, у меня нет собственных детей. Ингри – не моя дочь.– Кажется, понимаю, – Габриель кивнул головой, но по его лицу было видно, что он совсем не понимает ее. Ему казалось, что Дженни шутит. – Я знаю, у тебя есть привычка подбирать потерявшихся детей и бездомных котов. У тебя их по паре, и только одна старушка. Не поискать ли мне вторую, русскую бабушку или китаянку? Что такое ты говоришь, Дженни? Вы с Ингри похожи, как две капли воды. Разве этот проклятый англичанин – не ее отец?– Да, Чарльз Торндайк – отец Ингри, но…– Ты не ее мать? – сурово закончил Габриель. – Но почему… как ты могла скрыть это от меня, Дженни?Она склонила голову, безмолвно прося прошения за то, что собирается нарушить обещание. Но она обязана рассказать Габриелю правду о своем прошлом. ГЛАВА 36 – Я решила, что ради Ингри сохраню эту тайну навсегда. Габриель, если я расскажу тебе, то нарушу клятву, данную тому, кого очень люблю, – Дженни прижалась щекой к его плечу.– Эта тайна – слишком тяжелая ноша для тебя, Дженни. Если ты любишь и веришь мне, позволь разделить ее с тобой, – Габриель погладил шелковистые волосы девушки. Когда он увидел тревогу и боль в ее глазах, рассеялся ревнивый гнев, что пылал в нем еще минуту назад. Он видел, как трудно ей решиться рассказать о прошлом.– Ингри – дочь моей сестры. Мы с Эрикой вместе работали в посольстве в Стокгольме. Я была добра к Чарльзу, потому что он казался мне одиноким, тоскующим по дому юношей. Он превратно истолковал мое дружеское отношение к нему и начал преследовать, требуя большего, чем дружба. Когда я твердо отвергла его ухаживания, он обратил внимание на бедную Эрику.– Почему ты называешь сестру «бедная Эрика»?– Она всегда была… завистливой. Ей всегда хотелось иметь то, что принадлежало мне – мою одежду, моих поклонников, похвалы школьных учителей. Но больше всего ей хотелось, чтобы отец любил только ее одну. Папа старался относиться к своим шестерым детям с одинаковой любовью. Но мне кажется, Эрика была его любимицей, потому что он был с ней строже, чем с остальными детьми. Он ждал от нее многого. Эрика же считала, что больше всех он любит меня. Когда мы приехали в Стокгольм, ей понадобился Чарльз, ведь он оказывал внимание мне. Думаю, она догадывалась, что он использует ее, чтобы заставить меня ревновать. Но она была согласна и на это, надеясь, что он ее полюбит. Эрику рассчитали, когда стало ясно, что она ждет ребенка. Она оказалась на улице, без работы, в полном отчаянии. У нее даже не было места, где бы она могла поселиться. Эрика отказалась вернуться домой, чтобы о ее позоре не узнали. Понимаешь, Габриель, я виновата во всем. Если бы я не подружилась с Чарльзом, возможно, с Эрикой не случилось бы ничего плохого.– Ты ни в чем не виновата, Дженни. Ты не нянька у твоей сестры и не можешь отвечать за грехи Торндайка.Дженни покачала головой и закрыла глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96