Торжествующая женщина быстро поцеловала его. Дженни печально улыбнулась и кивнула.– Дженни! – Он вспыхнул. Гнев его нарастал. – Будь благоразумна. – Она отвернулась. Фиамма продолжала болтать. Проснулся Мак Дара, уставился на хорошенькое – по его понятиям – женское личико и тут же уснул. Джеси стал вежливо рассказывать женщине об улицах Нью-Йорка, по которым они проезжали. Он нежно поглядывал на ее полные груди. Алонзо, сидя рядом с кучером, время от времени оборачивался назад. Он размышлял о хитросплетениях судьбы, столкнувшей его, уважаемого гражданина Нью-Йорка, со всеми этими иностранцами – шведами, итальянцами, ирландцами, китайцами – их политическими интригами, не говоря уж о сердечных делах. Он слышал, как резко Габриель разговаривал с приезжей, очень несдержанной женщиной. Что бы он ни сказал, – а говорил он по-итальянски – Фиамма успокаивалась, но через минуту снова бросалась к нему, неприлично демонстрируя свою любовь. Алонзо показалось, что она без ума от Габриеля, который страстно любил красавицу Дженни. Хотя Дженни чувствовала себя оскорбленной и была сердита на Агнелли, было заметно, что она тоже любит его. Алонзо глубоко вздохнул, глядя на сына. Он считал его волокитой. Джеси любил Дженни, Но старался скрыть свои чувства, флиртуя, как обычно, с любой женщиной, попадавшей в его поле зрения. На этот раз рядом оказалась сирена Фиамма, которая не понравилась мистеру Карвало с первого взгляда. Она казалась ему неискренней, хитрой, изворотливой. Он невзлюбил ее только за то, что она, возможно, совсем немного, но знала английский. Взглянув через плечо, он заметил ее понимающий взгляд, когда Габриель заговорил с Дженни.– Дженни, ты будешь моей женой. Если бы Фиамме и мне было суждено пожениться, свадьба уж давно бы состоялась. Я все ей объясню в подходящее время… очень скоро. – Габриель говорил тихо. Из-за цокота копыт его могли услышать только Фиамма, которая, конечно, не понимала английского, и Дженни, которая была холодна и сдержанна. Она смотрела ему прямо в глаза, вежливо улыбалась словам Фиаммы, хотя совсем не понимала, что та говорила.– Габриель, она рассчитывает на тебя. А я сама могу позаботиться о себе. Ты и я… – пыталась она что-то объяснить ему.– Да, ты и я – мы, вот что имеет значение. Для меня не существует другой женщины, кроме тебя. Мне нужна твоя любовь, Дженни Ланган. – У Дженни сжалось горло. Она была не в силах сказать ни слова. Габриель впал в отчаяние. – Дженни, неужели у тебя такое гордое и холодное сердце, что ты не хочешь дать мне несколько часов, чтобы я мог навсегда сохранить нашу любовь?Дженни настолько остро осознала свой эгоизм и мелочность, что тихо заплакала. Она понимала, что Габриель ни в чем не виноват. У нее разрывалось сердце от его печального голоса, тоскливых глаз, хмурого, несчастного лица. Она больше не может причинять ему боль. Федерико ошибся. Теперь им предстоит попытаться все исправить.– Любовь не имеет ничего общего с гордостью, Габриель Ангел, – сказала она, улыбаясь дрожащими губами.«Боже, – подумал он, – как она прекрасна!»– Мне очень жаль, Габриель, что я… отнеслась к тебе недоброжелательно и жестоко, но мне стало больно, потому что ты ничего не объяснил Фиамме. Ты простишь меня? – он кивнул. Любовь захватила его с такой силой, что он не нашелся, что сказать. – Боюсь, – продолжала она, – после того, что мы сказали друг другу сегодня ночью… о том, что мы значим друг для друга, я боюсь потерять тебя.– Никогда. Никогда в жизни мы не расстанемся, – его голос был проникнут решимостью, страстью. – Ты мне веришь?Дженни кивнула.– Джеси, поезжайте к себе домой. Мы дойдем пешком. Вы с мистером Карвало очень устали.– Ничего не желаю слышать, – строго сказал Алонзо. – Мы довезем вас до дома. * * * Коляска свернула на Первую авеню и остановилась у подъезда. Было около семи утра. Из узких мрачных зданий на тротуар выходили работницы табачной и швейной фабрик, мужчины, работавшие на бойне. Фиамма продолжала болтать, но ее уже никто не слушал, даже из вежливости. Габриель разбудил Мака и Джоко, затем взял Дженни на руки и вынес из коляски. Потом повернулся к Фиамме, чтобы выгрузить багаж. Она пересчитывала узлы и коробки, словно опасалась, что Карвало увезут что-нибудь. Опуская на тротуар последний узел, Габриель услышал гневный голос Дженни.– Что ты здесь делаешь? Ты обещал не приближаться к моему дому.Это был Элвуд. У него был неопрятный вид, будто он всю ночь простоял у дома, опираясь плечом о фонарный столб.– Ты еще имеешь наглость спрашивать, что я здесь делаю? Ты хорошо знаешь, что мне нужно. Я пришел, чтобы забрать своего ребенка из этого мерзкого, ничтожного окружения.Когда Габриель увидел выражение лица Дженни и услышал ясный английский акцент, он понял, что настоящее имя Элвуда – Чарльз Торндайк. Выпрямившись, он уставился на отца Ингри мрачным горящим взглядом. «Так вот, какой человек принес Дженни столько горя!» – подумал Габриель. Он сразу же возненавидел этого омерзительного типа.– Ты болтаешься всю ночь неизвестно где, оставив маленькую Ингри со старой итальянской каргой, – выговаривал Торндайк. – Я не оставлю своего ребенка среди деградирующих и опасных людей, живущих в таких… трущобах. – Он схватил Дженни за руку. – Дженни, ты должна поехать с нами домой, в Англию. Если ты откажешься, мы уедем с Ингри вдвоем. – Чарльз, как всегда, угрожал.– Ты никогда не заботился о ней, не признал ее своей. Откуда такая внезапная любовь к ребенку? – Дженни пыталась вырвать руку.– Черт побери, да кто он такой? Что вы себе позволяете? – требовательно спросил Габриель, снимая руку Чарльза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96