Если вы умеете смотреть, то увидите, сколько любви в этом портрете. Я написал эту любовь. Мы прожили всего десять лет, потом она умерла от миокардита. Если бы это было сегодня, она бы не умерла.
Веттерстед кивнул своему помощнику, и тот задернул штору.
Они вернулись в студию.
— Теперь вы знаете, кто я, — сказал Веттерстед, усаживаясь в кресло и поправляя поданное парнем одеяло. Тот снова занял свое место у него за спиной.
— Но вы должны были как-то среагировать, когда получили известие о смерти Молина, — сказал Стефан. — Полицейский на пенсии, убит в лесу в Херьедалене. Неужели вам не было интересно, что случилось?
— Я решил, что это какой-то ненормальный. Скорее всего, кто-то из тех уголовников, что лезут к нам через все границы, творят тут, что хотят, и причем никто их не наказывает.
У Стефана от всего выслушанного разболелась голова.
— Это был не сумасшедший. Убийство было тщательно спланировано.
— Этого я не знаю.
Веттерстед ответил уверенно и быстро. Слишком быстро, подумал Стефан. Слишком быстро и слишком уверенно. Он осторожно продолжил:
— Что-то произошло. Может быть, в давнем прошлом. Может быть, еще во время войны.
— Что могло произойти во время войны?
— Это мне и интересно.
— Герберт Молин был солдат. Вот и все. Если бы произошло что-то необычное, он бы мне рассказал. Но он ничего не рассказывал.
— Вы часто встречались?
— За последние тридцать лет ни разу. Мы переписывались. Он писал письма, а я открытки. Никогда не любил писем. Ни писать, ни получать.
— У вас никогда не было ощущения, что он чего-то боится?
Веттерстед раздраженно забарабанил пальцами по ручке кресла.
— Конечно, он боялся. Как и я боюсь. Мы боимся того, что может случиться с нашей страной.
— А кроме этого, он ничего не опасался? Лично для себя?
— Чего ему было бояться? Он скрывал свои убеждения, и я его понимал. Но не думаю, чтобы он боялся разоблачения. Что бумаги попадут не в те руки…
Парень кашлянул. Веттерстед сразу замолчал. Проговорился, подумал Стефан. Этот юнец присматривает не только за одеялом.
— Какие бумаги? — спросил он.
— В мире много бумаг, — сказал старик уклончиво.
Стефан ждал продолжения, но его не последовало. Веттерстед по-прежнему нетерпеливо барабанил по ручке кресла.
— Я очень стар, — сказал он. — Этот разговор утомил меня. Я ушел от жизни и ничего от нее не жду. Прошу оставить меня в покое.
Парень за креслом злобно ухмыльнулся. Стефан подумал, что на большинство вопросов он так и не получил ответа. Веттерстед удостоил его аудиенции, и теперь она окончена.
— Магнус проводит вас, — сказал Веттерстед. — Не надо рукопожатий. Я боюсь бактерий больше, чем людей.
Парень по имени Магнус открыл наружную дверь. Густой туман, казалось, стал еще гуще.
— Далеко отсюда до моря? — спросил он у парня.
— Я ведь не обязан отвечать на этот вопрос, или как?
Стефан резко остановился. В нем закипела злость.
— Я всегда представлял себе шведских нацистиков как бритоголовых ублюдков в солдатских ботинках. Теперь я вижу, что они могут выглядеть и по-другому.
Магнус усмехнулся:
— Эмиль научил меня не поддаваться на провокации.
— А что ты вообще себе вообразил? Что у нацизма в Швеции есть будущее? Что вы будете преследовать эмигрантов? Тогда вам придется выгнать за границу пару миллионов граждан. Нацизм умер вместе с Гитлером. И чем ты занят? Подтираешь зад старику, который хвалится сомнительной честью быть знакомым Геринга? И чему он тебя может научить?
Они подошли к машине. Стефан даже вспотел от ярости.
— Чему он тебя может научить? — повторил он вопрос.
— Не повторять их ошибок. Не терять выдержки. Давай вали отсюда.
Стефан развернулся и уехал. В зеркало он заметил, что парень смотрит ему вслед.
Он, не торопясь, доехал до моста, обдумывая все сказанное Веттерстедом. О нем можно больше не думать — старик просто рехнулся на политической почве. Его взгляды не представляют никакой опасности. Они просто вызывали в памяти давно прошедшие страшные времена. Он никогда и ничего не мог и не хотел понять, точно так же, как Герберт Молин и Эльза Берггрен. Другое дело — этот парень, Магнус. Он искренне верит, что нацистское учение вполне жизнеспособно.
Он уже почти въехал на мост, как в кармане зажужжал телефон. Он съехал на обочину, включил аварийный маячок и нажал кнопку.
— Это Джузеппе. Ты уже в Буросе?
Стефан быстро прикинул, стоит ли рассказывать ему про встречу с Веттерстедом, но решил подождать.
— Почти. Погода очень плохая.
— Я решил позвонить, потому что мы нашли собаку.
— Где?
— Никогда не догадаешься.
— Где?
— Угадай.
Стефан задумался, но в голову ничего не приходило.
— Сдаюсь.
— Во дворе у Герберта Молина.
— Мертвую?
— Очень даже живую. Только зверски голодную.
Джузеппе весело засмеялся.
— Кто-то уводит собаку Авраама Андерссона ночью, и наша доблестная, но немного приуставшая полиция ничего не замечает. Потом этот неизвестный приводит собаку в дом Молина и оставляет ее там. Непривязанной. Что скажешь?
— Что в самой непосредственной близости от вас есть кто-то, кто хочет вам что-то сообщить.
— Именно так. Только что? Он использовал собаку как своего рода бутылочную почту. Послание. И что он хочет этим сказать? Подумай и позвони. Я сейчас возвращаюсь в Эстерсунд.
— Все это выглядит очень странно.
— Все это не только выглядит, но и в самом деле странно. И страшно. Теперь я убежден, что за всей этой историей стоит что-то, о чем мы не имеем ни малейшего понятия.
— И что преступник один?
— Разумеется. Звони. И будь осторожней за рулем.
В телефоне что-то щелкнуло, и он замолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130