На курносой физиономии выделялась воинственно выпяченная челюсть. Блеклые серо-зеленые глаза окинули Мейсона быстрым враждебным и подозрительным взглядом. Когда регистраторша вернула Микки Фланнери его карточку, он развернулся и пошел к выходу из зала.
— Спасибо, — сказал Мейсон управляющему и последовал за Фланнери.
Толпа, сгрудившаяся у окошек, преграждала Мейсону путь. Докеры были на редкость неуступчивы, когда он, бормоча извинения, старался протолкнуться между ними.
Микки Фланнери уже миновал полквартала, когда Мейсон, запыхавшись, нагнал его.
— Фланнери!
Микки обернулся. Под рубашкой с закатанными рукавами напряглись мышцы.
— Да? — Он прищурился, припоминая. — Я видел вас наверху. Кто вы такой — инспектор или что-то в этом роде?
Мейсон, не мигая, уставился на него.
— Прошлой ночью убили вашего брата, — сказал он.
У Микки глаза вспыхнули яростью.
— Этот сумасшедший коп, сукин сын!
— Этот сумасшедший коп, сукин сын, был моим братом, — тихо произнес Мейсон.
Микки Фланнери сделал легкое движение, напоминающее балетное па, — так боксер выбирает позицию. Он сжал кулаки.
— Мой брат тоже погиб, — сказал Мейсон.
— К чему ты клонишь? — спросил Микки хриплым от гнева голосом.
Из кармана Траска вынырнули очки, которые он стал полировать влажным, пропотевшим платком. Но все это время Мейсон не сводил с Микки широко открытых глаз.
— Насколько мне известно, — сказал он, — мой брат задолжал вашему брату некую сумму денег. И я думаю, что в данных обстоятельствах они пригодились бы его семье.
Микки Фланнери перестал приплясывать на месте и остановился как вкопанный.
— Что-то я не усекаю. — Серо-зеленые глаза смерили Мейсона с головы до ног. — Не усекаю. Твоя фамилия Трасковер?
— Из деловых соображений я сократил ее. Меня зовут Мейсон Траск. Я — литератор. Я могу уплатить долг брата, и я чувствую себя просто обязанным… — Не найдя слов, он пожал плечами.
Прищуренные серо-зеленые глаза с откровенным подозрением уставились на него.
— Хочешь расплатиться за брата?
Мейсон скупо усмехнулся:
— Думаю, что да. Но я не имею представления, о какой сумме идет речь.
Микки с силой перевел дыхание.
— Такие сведения должны быть в бумагах Игрока, — сообщил он. — Я должен проверить.
— Конечно, я хотел бы расплачиваться с другим человеком.
— Что ты сказал?
— Я предполагаю, что ваш брат одалживал не свои деньги, — вежливо сказал Мейсон. — Насколько я понимаю, он должен был получить комиссионные со всей суммы. И я хотел бы вернуть ее боссу вашего брата. А он, уж конечно, позаботится, чтобы семья вашего брата получила свою долю.
Тонкая, еле заметная улыбка скользнула по губам Микки.
— А ты неглупый парень, — произнес он.
— Можете ли вы выяснить размер этой суммы? — спросил Мейсон, не обращая внимания на подколку.
— Выяснить я могу, — мягко сказал Микки. — А как я с тобой свяжусь?
— Я могу встретить вас в любом месте… и в любое время. Как скажете.
Широкая улыбка Микки стала еще шире, если это вообще возможно.
— В квартале отсюда «Бар и гриль» Гаррити. Видел его?
— Да.
— К вечеру выясню, что смогу. Встретимся там завтра после работы. В половине шестого. О'кей?
— Я приду. Вы понимаете, что я расплачусь только с вашим боссом? Не хочу, чтобы к семье брата были какие-то претензии.
— Понимаю, — сказал Микки. И расхохотался.
2
Владельцу похоронного бюро приходится нелегко. Если он будет деловит и энергичен, то произведет самое неприятное впечатление. Тот же результат его ждет, если он станет излишне скорбеть. Джон Д. Харрис выражал сочувствие, не теряя деловитости. Ему понравилась идея похоронного обряда в двухкомнатной квартире. Он осудил и присутствие при этом двух мальчиков, семи и восьми лет, которым доведется увидеть, как их отца в гробу выносят из квартиры. Кроме того, придет немало друзей Джерри из полицейского участка, которые захотят отдать ему дань уважения. Часовня в заведении мистера Харриса как нельзя лучше подойдет для этих целей. Она будет свободна через два дня, в четверть первого.
— Придут те, кто откажутся от полуденного ленча, — сказал мистер Харрис, выковыривая спичкой из коренных зубов остатки сытного завтрака.
И теперь торжественная церемония трагического ухода из жизни Джерри Трасковера была в руках этой обезьяны в человеческом облике по фамилии Харрис.
Мейсон с трудом пробился на своем «фольксвагене» сквозь столпотворение утреннего движения — на восток и направо, на восток и направо, — пока наконец не поставил машину в гараж на Ирвинг-Плейс рядом с Восемнадцатой улицей. Завернув за угол, он вышел на Девятнадцатую улицу, откуда за железной оградой были видны деревья и цветы парка Граммерси. Его квартира находилась в полуквартале от Ирвинг-Плейс.
Чтобы попасть в нее, надо было спуститься на две ступеньки ниже уровня земли. Передняя дверь открывалась в маленькую прихожую, откуда вел узкий коридор. Справа располагались кухня и ванная. Слева была спальня. За этой маленькой и неудобной частью квартиры простиралась очень большая гостиная, выходившая на зады дома с аккуратным огороженным садиком.
В гостиной было прохладно. В ней царил безукоризненный порядок, если не считать длинного узкого стола, на котором находилась портативная пишущая машинка и валялась хаотичная масса желтоватых листов и копирок. На полу лежал восточный ковер. Стены от пола до потолка были заставлены книжными полками, оставляя свободным только то место, откуда открывался выход в сад. В гостиной висели также две картины суперсовременных художников. Кроме того, тут находился дорогой проигрыватель, и одна секция книжного шкафа была отведена под большую коллекцию пластинок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59