Применяя методику Эда, следовало искать того, кто ненавидел Уилларда; того, кто убил, чтобы спастись от Уилларда. Нью-Маверик, по сути дела, целиком принадлежал Уилларду. Если бы он заимел на кого-то зуб, уничтожить этого человека ему не составило бы труда. Так можно было выйти совершенно не туда, где все эти годы работала полиция. Кого мог бы возненавидеть Уиллард? Он был вспыльчив, задирист, но столь же и отходчив. Все говорили, что он не таил обид. Но Уиллард мог не простить, например, заигрываний с его обожаемой молодой женой. В «свободном обществе» Нью-Маверика это было вполне возможно. Он мог возненавидеть любого, кто стал бы угрожать спокойствию колонии. Он мог возненавидеть любого, кто причинил вред его другу — такому другу, как Роджер Марч.
Отсюда Эд Брок, возможно, очень быстро пошел по дорожке, по которой никто более не хаживал. Если бы он мог хоть чуть-чуть намекнуть нам, но от него осталась одна скорлупка. Может, он что-то рассказал Гарриет, но она не обратила внимания. Сейчас, конечно, убийца чувствует себя словно на сковородке: ведь она вполне может вдруг припомнить.
Я обнаружил, что усиленно жму на газ. В мозгу возник странный образ. Можно бросить семя по ветру, и через несколько часов его ни за что уже не отыскать. Но через двадцать один год это семя станет деревом. Если знать, что ищешь, можно легко узнать это дерево. Возможно, оно растет у всех на виду, но до сих пор только Эд сумел понять, что оно взросло из брошенного тогда семени. Возможно, я видел его сегодня, но не узнал.
Я остановил синий седан возле почтового ящика Броков. В доме было темно. Я взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что было уже почти одиннадцать. Я притушил фары и вылез из машины. Может быть, Гарриет спит: не хотелось ее беспокоить. Я медленно прошел по лужайке к дому. Месяц скрылся за облаком, и было совсем темно.
— Что вы здесь делаете? Что вам надо?
Это был голос Гарриет, резкий и испуганный.
На расстоянии меньше чем в пять футов сверкнул, ослепив меня, электрический фонарик.
— О боже мой! — Голос Гарриет сорвался. Она кинулась ко мне. — Это не твоя машина, Дэйв. Я… я не поняла, кто это.
Я потянулся, чтобы коснуться ее руки, и вздрогнул как ужаленный. В одной руке у нее был фонарик, в другой — пистолет.
— Пистолет Эда, — сказала она. — Ночью я держу его под рукой. Сюда приходили в темноте люди, Дэйв. Я… я думаю, это просто любопытные; они хотят посмотреть на Эда в окошко. Но я…
— Успокойся, — сказал я. И обнял ее за плечи. Я чувствовал ее дрожь. — Дики и Эд спят?
— Дики спит. Кто знает, что делает Эд? Он совершенно одинаковый и когда бодрствует, и когда спит. Нужно внимательно всматриваться, чтобы понять, открыты или закрыты его глаза. В темноте…
— Где можно поговорить, не разбудив Дики? — Я постарался сказать это непринужденно, но ее близость разожгла старые угли.
Она посветила фонариком вокруг.
— На лужайке есть пара кресел. Я… я ждала тебя раньше, Дэйв, а потом решила, что ты уже не придешь.
Мы пошли к двум садовым креслам и сели. Теперь я знал, что, если бы встретил ее раньше — до того, как с Эдом случилось несчастье, — я, наверное, не смог бы играть по правилам. Для меня ничего не изменилось. Одно только сознание, что она здесь, пусть я не видел ее в темноте, тут же возвратило день, когда я потерял ее. Только теперь она не была так уверена, что Эд и есть весь ее мир, но зато стала пленником его беды. Я встряхнул головой, чтобы не думать об этом. Гарриет не знала, что произошло в этот вечер, иначе уже принялась бы расспрашивать. Так что я рассказал ей о призрачном патефоне и о моей растерзанной машине.
— О Дэйв, тебе надо уезжать, тебе нужно скорее уехать отсюда, — зашептала она дрожащим голосом.
— Перестань, — ответил я. — Никуда я не уеду. Ты пойми, сегодня я был в нескольких метрах от этого человека. Он был совсем рядом, великий и ужасный. Я не оставлю тебя, меня не запугаешь детскими шалостями.
— Он способен не только на детские шалости, Дэйв. — Она думала об Эде. И прежде чем я успел что-то сказать, добавила: — Я над этим раньше не задумывалась, но мы уже видели его шалости.
— Что ты имеешь в виду?
— В первую же неделю, когда мы только приехали сюда, кто-то повалил наш почтовый ящик и нарисовал на нем картинку — маленькая фигурка, лежащая на спине, с вертелом в сердце. Мы подумали, что это дети. Тебе не кажется…
— Вполне вероятно, — ответил я. — А Эд никак это не связывал?
— Другие ящики, дальше по дороге, тоже были повалены, — сказала она.
— И тоже с рисунками?
— Нет. Но тогда это было похоже на озорство детей. Мы были чужаками здесь. Знаешь, как подчас дети реагируют на посторонних. Мы решили, что поэтому и удостоились рисунков.
Я ощутил противный холодок внутри. Перед нами был психопат, который озорничал по-детски, а через минуту начинал спокойно убивать. Здесь шуточки маленького мальчика переходили в смертоносную агрессию. Кто знает, когда малыш снова станет убийцей? Ладонь моя сжалась на рукоятке пистолета, который Столлард принес мне из моей машины. Я гадал, а не мог ли наш чокнутый друг, разбираемый любопытством, рыскать вокруг дома, чтобы «посмотреть на Эда в окошко». Он хотел удостовериться, что Эд в самом деле так бессилен, как говорят.
— Я поговорил с Келли, — сказал я. — Он собирается усилить охрану. Но тебе придется помогать ему.
— То есть?
— Ты не должна никуда выходить без предупреждения.
— Куда мне выходить? — с горечью спросила она. — Самое большое до ближайшего бакалейного магазина. Надолго я не могу оставить Эда. И Дики тоже.
— Наверно, он пустит здесь регулярный патруль, этак через час, — сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54