Уинг называл чаевые данью его достопочтенным предкам, которые в массе скученной толпы приплыли на эти золотоносные берега и преуспели в делах. На передней стенке шкатулки красовался американский флаг, а на задней - китайские иероглифы. Надпись позади переводилась примерно так: "К черту налоги дяди Сэма. Каждый китаец - сам за себя."
Еще одна вещь, которую ненавидел Эл Макки в "Сверкающем куполе", - это обилие фруктовых коктейлей, изготавливавшихся за этой стойкой: "Скорпион", "Зомби", "Гроза туманов". Единственным их результатом было полное мокроты горло и похмелье международного класса. И они дорого стоили.
- Вы из какого отдела?
Она была довольно молодой - где-то между цыпленком и стервятником. Но почему они все носили наклеенные лакированные ногти? Та, которую снял Бакмор Фиппс оставила буквально борозды на полированной поверхности бара.
- Из детективного в Голливудском участке. - Он произнес это, обращаясь к порции "Тулламор Дью", полагая, что все кончится в ту же самую секунду, когда к ним вразвалочку подойдет один из этих мужественных здоровенных копов из патрульных Центрального участка - символов власти, полных жизненных сил, энергии и надежд, у которых полученные сегодня деньги тоже выпирали из обтягивающих джинсов. Может мы и не лучшие в мире полицейские, дорогая, но нам платят больше всех.
И они пришли. Все на одно лицо. Синтетические рубашки, брюки в обтяжку, прически, короткие ровно настолько, чтобы не придирался сержант, а также непременные усы и баки. Почему все копы, за исключением Эла Макки и Мартина Уэлборна, так любят баки? Господи, все так предсказуемо! Но непредсказуемыми оказались приветствия в баре.
- Поверка! - заорал какой-то молодой коп, увидав группу приятелей с девицами. - Маркус!
- Здесь! - прокричал голос из дымной тьмы. Это чертово заведение начинало смердеть, как курильня благовоний. В голове у Эла Макки пульсировало. Поганая китайская молельня.
- Седрик! - заревел молодой коп, и чей-то голос ответил, - Я!
- Красотки! - закричал коп, и три цыпленка в самом углу захихикали и завизжали, - Тут! Вот тут!
Цыпленок-стервятник рядом с ним удивила его тем, что не отстала.
- Я работаю в связи.
- Я так и подумал.
- Почему?
- Красивый голос, - сказал он. Здоровенная жопа, подумал он.
- Меня зовут Грейс, - сказала она. - Некоторые ребята зовут меня Изумительная Грейс.
- Эл Макки, - сказал он, пожав ее липкую руку. Стресс. Напряжение. Все так знакомо. Дежа вю.
Он погрузился в еще более глубокую депрессию, когда дверь снова с треском распахнулась. (Они никогда не входили без внешних эффектов).
Еще три 22-летних эрзац-папы, только что выпрыгнувшие из патрульной машины вечерней смены, ввалились сквозь бисерные занавеси, на секунду замерев в дверях, чтобы их получше разглядели сиротки-цыплята из "Сверкающего купола".
С точки зрения Эла Макки все они были похожи на Джона Траволту. Прощай, связисточка. Встретимся как-нибудь в другой раз. Может быть часа в два ночи, когда ты не совьешь себе гнездышка и будешь готова приласкать жертву жизненных обстоятельств возрастом постарше, пусть даже более истеричную, чем ты. Вроде тех, с которыми ты просыпаешься в чайнатаунском мотеле (даже стены желтые, зеленые и красные): угрюмая, похмельная, в скомканной постели, оставив следы отчаяния в виде царапин на ягодицах печального и растрепанного незнакомца.
Именно тогда у Эла Макки промелькнула горько-сладостная идея пойти домой и застрелиться. Вот Марти удивится-то! Старый камикадзе Эл обошел тебя на повороте.
Он знал, что нагрузился чрезмерно. Цыпленок-стервятник стала казаться симпатичной и беззащитной. Ему захотелось взять ее за руку.
Тогда она раскрыла рот.
- Мне взапра-а-авду нравятся зрелые детективы, а не эти нахалы в синей форме. Я их презираю. Моя подруга говорит, что если бы у них были шкуры, за их отстрел давали бы премию.
Они захихикала в свой "Май Тай" точно так же, как он говорил в свой "Тулламор Дью". Они еще даже не пробовали поговорить друг с другом. Возможно, никогда и не попробуют. Какая разница? Звон стаканов звучал перезвоном колоколов. Плохое предзнаменование. Он понял, что она пьяна по крайней мере в такой же степени, как он.
- Я презираю этого жулика-китайца, - сказал он своему ирландскому виски. - Он вор. Потом Эл Макки сделал вору знак и тот запрыгал вдоль длинной стойки и согрел сердце Эла Макки, налив ему виски на четыре пальца, так и не обсчитав его ни разу.
- Я скажу вам, кого я ненавижу больше, чем любого китайца, - сказала она "Май Тай". Потом она пососала пустую соломинку так громко, что могла бы посоревноваться в децибелах с "Флитвуд Мак" в любой день недели, включая воскресенье.
Эл Макки намек понял и кивнул наблюдательному Уингу, который подскочил с уже готовым коктейлем за 3 доллара 50 центов. На этот раз он нагрел Эла Макки на пятьдесят центов.
Изумительная Грейс не поблагодарила Эла Макки. Очевидно, информация, кого она ненавидела больше, чем любого китайца, стоила три с половиной доллара. - Я ненавижу этого здоровенного отвратительного копа, с которым вы разговаривали, когда вошли. Ну, знаете, как его... с такими большими зубами...
- Фиппс. Его зовут Бакмор Фиппс.
- Да. Он отрава. Я его ненавижу. Единственная его хорошая черта страсть к выпивке, от которой печень у него стала величиной с задницу. Долго он не протянет. С год, не больше, если не остановится. И все. Привет семье. Конец дежурства. Прощай, Бакморчик. - Затем она впервые отвернулась от "Май Тай" и обратилась к Элу Макки. - Ты знаешь, что у него капает из крана?
- Чего? - Эл Макки постарался сконцентрироваться на ее танцующих бровях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71