Некоторые из историй родезийца были достоверны до ужаса, казалось, он насмехается над слушателями, ожидая от них бурной реакции, хотя ее так и не последовало. Даже постоянное упоминание мантов и кафров оставляли Джонса без движения, негр спал, положив голову на руки, словно уже не раз все это слышал, Жаки очень прямо сидела на стуле, она была бледна и курила, попивая из стакана, лицо ее не выражало ничего, кроме скуки.
Когда бутылка опустела наполовину, Райдербейт, казалось, подустал от историй о пытках, насилии и каннибализме и перешел к длинной диссертации на тему «Наемники в Конго», Мюррей почти не слушал, он довольствовался бурбоном, тихим жарким днем и думал о том, что худшее, что можно было ожидать от Райдербейта, позади, возможно, это была просто вспышка раздражительности после аварии. А потом произошло нечто странное.
Райдербейт признался, что недолюбливает бельгийцев: они самодовольные и толстые, и слишком быстро бегают, когда начинает пахнуть жареным. В Конго было также несколько британцев, в основном бедняги белые, сбежавшие из Кении и Новой Зеландии, и парочка образованных мальчиков, которые хотели стать героями, и толку от них было, как от двух левых бутс на одноногом манте. Ребята из Южной Африки и Родезии тоже были не ахти — безработные отбросы, желающие заработать легкие деньги, убивая черных. Нет, кем он восхищался больше всего, так это французами, теми, кто прибыл из Алжира.
— Особенно Легион. Эти ребята из Легиона дьявольски хороши! — Райдербейт сидел, откинувшись на стуле, пил бурбон, и в голосе его слышались почти слезные ностальгические нотки. — Жестокие, но отличные ребята. Среди них, конечно, было много настоящих негодяев! Но хорошие солдаты. С этими ребятами не могло быть и речи ни о какой розовой чепухе типа Женевской конвенции. Они действительно знали, что такое воевать.
И вдруг Райдербейт замолчал. Жаки Конквест плакала. Это был сдержанный плач: две слезы скатились на френч до того, как она успела их смахнуть. Затем Жаклин тут же взяла себя в руки, она выглядела такой же смущенной и разозлившейся, как и в самолете, когда ее вырвало. На какую-то секунду Райдербейт растерялся. Потом он склонился вперед и тронул ее за руку.
— В чем дело, дорогая? — голос его звучал почти нежно.
— Ни в чем. Ни в чем! — Жаки резко тряхнула головой и потянулась за носовым платком.
— Это из-за того, что я сказал? — спросил он. — Из-за того, что я сказал про Легион?
— La Legion, — повторила она деревянным голосом. — Мой отец двадцать два года командовал Легионом. Он покончил с собой в 1961 году после восстания в Алжире. Отец предпочел умереть, чем пережить позор и продаться этому длинноносому предателю де Голлю! — Жаки оглядела сидевших за столом, глаза ее вдруг стали сухими и очень яркими. — Понимаете, я из Алжира. Родилась в Оране, то, что мы называем «piednoir» — «черноногая», — она хрипло рассмеялась, глаза ее сверкали, и Мюррей подумал, что, может, она слегка захмелела, а может, сказался запоздалый шок от аварии. — Вы можете мне ничего не рассказывать о Легионе! — продолжала Жаки, и Райдербейт наполнил ее стакан, он был слегка смущен.
Сидя с противоположной стороны стола, Нет-Входа слушал и наблюдал сквозь темные очки. Он сидел не шевелясь, трезвый и тихий, над бутылкой с минеральной водой. Мюррей был благодарен ему за это.
Что касается Жаки Конквест, ее вспышка все объясняла. Дерзкая средиземноморская красотка, безразличный вид, с которым она села на борт С-46, а теперь этот неожиданный всплеск эмоций по поводу умершего отца — потерянного сына потерянной империи. После последнего поражения в Алжире было нетрудно понять, почему она вышла замуж за американца. Однако вместо того, чтобы попасть в Великое общество, она снова оказалась на обломках бывшей французской колонии и жила в клаустрофобической убогости американского Сайгона. Загадкой было то, как она вообще там оказалась. Жены служащих США были редкостью во Вьетнаме. Мюррей задавался вопросом, как это удалось старине Максвеллу? И как это переносит его жена? Хотя, может быть, ей просто больше некуда податься. Для девушки, выросшей на пляжах и бульварах французского Алжира, видимо, было действительно мрачной перспективой в двадцать с небольшим лет превратиться в соломенную вдову цээрушника, проживающую в чистеньком американском пригороде среди ухоженных газонов и гаражей на две машины, и толкать в супермаркете переполненную тележку в компании домохозяек в перманенте.
Райдербейт бросил еще несколько смоченных в бурбоне комочков хлеба в пруд рыбкам, одна из которых, к его неудовольствию, снова вернулась к жизни и теперь рассказывал о своем неудачном приключении в Европе.
— В Генуе я пытался продать сирийцам авианосец. Только представьте себе — еврей продает оружие арабам!
Мюррей мрачно ухмыльнулся, в случае с Райдербейтом он мог представить это без особого труда.
— Какого рода авианосец? — спросил он.
— Одна из громадин, построенных янки. Замечательная сделка. Сорок миллионов баксов и два с половиной процента комиссионных. Видите ли, проблема была в том, что авианосца не существовало. Я потел, скажу вам, и целый месяц сидел на таблетках «скорость-стресс», пока сделка не провалилась. Только эта последняя сделка Сэмюэля Д. Райдербейта, которая провалилась. Самая последняя, — он обвел глазами сидящих и остановил хитрый взгляд на Мюррее.
Мюррей не отвел глаз, через миазмы бурбона он помнил, что на борту самолета до того, как возникли проблемы, Райдербейт пообещал, что они еще вернутся к разговору о «деловом предложении». «Что известно этому человеку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86