В Жуковке машина свернула с шоссе налево и въехала в распахнувшиеся перед нами ворота большой двухэтажной дачи. Я узнал ее - это была дача Кожлаева. Когдато, давнымдавно, в моей прежней рабочей жизни меня уже привозили сюда - правда, без конвоя. Тогда Кожлаев предлагал мне 50 тысяч зеленых, чтобы я не закрывал два его казино. А когда я отказался, спросил:
- А сколько ты хочешь?
- Нисколько.
- Не физди! А то я не знаю ваши приколы! Налетаете на казино, находите причину его закрыть и называете цену. Все так делают. Сколько ты хочешь?
- Я же сказал: нисколько.
- Паачему? - удивился он, сдерживая свой вспыльчивый темперамент, но уже выходя из чистого московского произношения в кавказский акцент.
- Потому что это моя страна, всех вы тут не купите.
- А не купим - перестреляем… - усмехнулся он, достал из ящика стола «глок» и стал стрелять, явно беря меня на арапа - пули за моей спиной уходили в карельскую березу стенной обшивки буквально ореолом вокруг моей головы. - Ну? - говорил он после каждого выстрела. - Ваазьмешь деньги? Лучше вазьми!
Но я знал, что Кожлаев - мастер спорта по стрельбе, и не дрогнул. Во всяком случае, наружно.
- Сука! - сказал Кожлаев, расстреляв всю обойму. - Неужели правда закроешь мне казино?
- Закрою.
- И бабки не возьмешь?
- Не возьму.
- Ну и мудак! Увезите его…
Он был абсолютно прав. От того, что у него стало на два казино меньше, казна не пополнилась ни центом, дефолт не был отсрочен ни на день и моя зарплата не увеличилась даже на рубль!
…Но теперь вместо Кожлаева меня в том же парадном холле дачи хозяйски встретил Рыжий - Банников Виктор Васильевич. Точнее, это меня провели к нему после того, как дивизия его охранников обыскала меня в прихожей тщательно, до исподнего.
Рыжий сидел у камина в домашних тапочках на босу ногу и в банном халате, подкладывал в огонь сухие березовые поленья и ворошил их изящной кочергой из витого чугуна.
- Так! - сказал он. - Ну, колись: зачем ты к ней пришел?
С бандитами, как с бабами, тоже важно сразу взять верный тон. Я усмехнулся:
- У нас любовь.
Рыжий невольно улыбнулся, представив, наверное, меня рядом с этой Полиной.
- Нуну… - сказал он. - И где же она?
- Она… - Я тянул время, соображая: Рыжий живет на даче Кожлаева, ездит в его «мерсе», пользуется его телефоном и уже как минимум две недели держит под наблюдением квартиру Полины - потому меня и сгребли там его молодчики. А Полина съехала с квартиры, бросив даже свою мебель. И значит…
- Ну? - нетерпеливо сказал Рыжий. - Где твоя любовь?
- Тебя нужно спросить, - сделал я первый ход. - Это ты ее спугнул?
Он хмыкнул:
- Хм, соображаешь… И всетаки какие у тебя с ней дела?
Так, сказал я себе, спокойно. С этим парнем нужно быть начеку. Кожлаев поручил мне найти Полину, и врачи сказали, что он проживет двадцать четыре часа. Но стоило мне позвонить Рыжему и сказать, что я эту Полину нашел, как Кожлаев умер. Под охраной Рыжего… Идем дальше: две недели назад Рыжий почемуто сам стал искать Полину, но спугнул ее так, что она съехала с квартиры. Виделся я с ней до этого, после смерти Кожлаева, или не виделся, он не знает, и ее новгородский адрес - тоже. То есть этот адрес на Малой Бронной, 32, который я назвал ему, когда сказал, чтобы он прислал туда «мерседес», - единственное, что он о ней знает, и потому держит под наблюдением ее квартиру, для него это единственная ниточка. Но зачем ему Полина? Сначала Кожлаев разыскивал эту Полину, а теперь Рыжий. Причем если он уже полгода знает ее адрес, то почему вышел на нее только две недели назад?
- Может, дашь мне выпить? - сказал я.
- Бери сам… - Рыжий кивнул на стойку бара, уставленную импортными бутылками.
Так, похоже, стрелять не будут, иначе выпить не дали бы. Я подошел к бару и коротко глянул за окно. Заснеженный двор был обнесен таким высоким бетонным забором, что у соседних дач даже крыш не видно. А сбоку, у веранды, орава дюжих, с офицерской выправкой охранников Рыжего жарила на мангале шашлыки, и в форточку потянуло бараниной так остро, что у меня разом подвело желудок и слюна заполнила рот. То, что Рыжий завел себе профессиональную армейскую охрану, да еще раз в пять больше, чем была у Кожлаева, наводило на определенные размышления, но сейчас мне было не до них. Я сглотнул слюну, плеснул себе коньяк в пузатый коньячный бокал и спросил:
- Тебе налить?
- Нет, - сказал Рыжий. - Ну! Зачем ты к ней ходил?
- Хотел узнать, для чего Кожун вызывал ее в больницу. - Я сел за стол, наслаждаясь давно забытым вкусом хорошего коньяка. А этот коньяк был не просто хорошим, это был бархатномягкий настоящий французский «Старый миллионер».
- А на хрена тебе это знать?
- Да так…
- Ты ведь уже на пенсии.
Интересно, откуда он это знает? Неужели к Рыжему перешли не только дом и машина Кожлаева, но и его связи в нашей конторе?
- А? - требовательно сказал он, но тут в дверь просунулась голова пожилого секретаряохранника с мобильником.
- Виктор Васильевич, Насурбаев.
«Ничего себе!» - подумал я, но удержал в лице индифферентность. А Рыжий, коротко глянув на меня, взял трубку и сказал неожиданно угодливым голосом:
- Алло, добрый день, Султан Ашимович! То есть у вас уже вечер…
Я поразился этой трансформации. Рыжий вынужденно демонстрировал мне свою принадлежность к особой породе людейхамелеонов, способных мгновенно переходить из одного образа в другой, из хамов и бандитов - в льстивых и мягких обаяшек и даже интеллигентов. Этот дар куда больше актерского, это почти полное перевоплощение - настолько естественное, словно в одном и том же человеке сидит несколько личностей, и он по мере необходимости просто меняет их, как костюмы или галстуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23