Катя подъезжала к отелю с тяжелым сердцем. Анфиса… Нет, Анфиса как раз сейчас, в данный конкретный момент, не беспокоила ее так сильно, как еще, например, вчера. Эти военные машины на дороге, солдаты, милиция – да, именно это тревожило и пугало. Все это совсем не было похоже на учение, на игры в солдатиков на пересеченной местности, все это попахивало катастрофой. Что-то произошло, и это «что-то» – Катя чувствовала это сердцем – не даст спокойно жить в этом самом Двуреченске, который она и видела-то мельком из окна машины, никому – в том числе и ей, и Анфисе, если они не покинут этот город как можно скорее, вечерним же поездом.
Симон (Катя все никак не могла привыкнуть к его имени. Чудное имя, более похожее на прозвище, на псевдоним и вроде слышанное совсем недавно – только вот в связи с чем и от кого?) тоже как-то притих. Он свернул направо с шоссе на аллею. Это было похоже на парк в черте города на берегу реки. Возник небольшой песчаный пляж, затем новенький детский городок с качелями, горками и волейбольной площадкой. На лужайке выросли как грибы бревенчатые коттеджи. А потом Катя увидела и сам отель – четырехэтажный, выстроенный из красного кирпича. Здание походило на замок: фасад по бокам украшали круглые башенки, крыша была крыта металлочерепицей. На крыше лепилась спутниковая антенна. К главному зданию были пристроены флигели. Двор был просторный, посыпанный гравием, с круглым цветником посредине. У стен были высажены туи. Какие-то маленькие хвойные деревца росли и в терракотовых кашпо, рядком выставленных вдоль террасы из темного мореного дуба под полосатым тентом, где все еще работало летнее кафе.
– Бар здесь лучший в городе, – сказал Симон, останавливая машину и кивая на высокие стрельчатые окна первого этажа.
Катя вышла из машины. Этот краснокирпичный увесистый новодел, такой нерусский, такой немецкий, в самом сердце среднерусской Валдайской возвышенности с его терракотовыми горшками резко отличался от архитектурного стиля Двуреченска. Если только можно было назвать стилем то разношерстное скопище серых силикатных пятиэтажек, сталинских домов с осыпавшейся лепниной в виде венков из хлебных колосьев, сколотых серпом и молотом, старых купеческих особняков, деревянных бараков, блочных восьмиэтажек и «стекляшек» семидесятых. Замок-новодел был возведен словно в пику всему этому архитектурному хаосу, который мирно уживался в Двуреченске не один десяток лет. Он был построен как бы вопреки, без оглядки на глубоко укоренившиеся традиции.
– Подруга вас не встречает. – Симон вытащил Катины вещи.
– Сейчас разыщу ее. – Катя забрала у него дорожную сумку. – Спасибо, что подбросили.
– А я был прав, когда не дал уехать вам с кем-то из здешних. Там, на дороге, когда мы проезжали, и в лесу… Так бывает, когда ищут кого-то. Того, кто пропал. Ну да если столько народа ищет, найдут, наверное. Ну, а мне пора, катер мой давно уже привезли. Но мы с вами, Екатерина, еще увидимся. Я сюда в бар наезжаю. А в городе меня тоже легко найти – улица Лобачевского, дом пять. Запомните, пожалуйста, буду рад, если зайдете с подругой.
Однако он уехал не сразу, а лишь когда Катя, подхватив вещи, поднялась по ступенькам. Широкие двери из темного оргстекла открылись перед ней автоматически.
И первой, кого она увидела у стойки рецепции, была Анфиса. Нет, не в дорожной одежде, не с чемоданами, а в ее любимом костюмчике для фитнеса – розовом, плюшевом с капюшоном и вышитым на спине ушастым кроликом. Этот самый розовый кролик обтягивал Анфисины телеса и округлости, делая ее похожей на колобок на толстеньких коротких ножках. В руках Анфисы был розовый рюкзачок, из которого торчало полотенце для сауны. Она обернулась – просто так, машинально, взглянуть, какого еще нового постояльца принесли в «Валдайские дали» черти. Обернулась и застыла, узрев Катю.
– Анфис, я… – Кате вспомнился кадр из фильма «Афоня» – тот самый финальный на сельском аэродроме: «Вы мне звонили?»
– Ты приехала? Ко мне?
– Анфис…
– Сюда? В такую даль? – Лицо Анфисы мгновенно осветилось, зарделось, покраснело, побледнело. Она заулыбалась было растерянно, но тут уголки ее рта опустились вниз, на глаза навернулись слезы. Она порывисто сграбастала Катю и, уткнувшись в ее плечо, воскликнула: – Ты с ума сошла! Притащиться сюда в эту дыру из-за меня – ты сошла с ума, господи боже, спасибо тебе большое!
– Анфис, мы сейчас пойдем к тебе, и ты мне все расскажешь. Я боялась, что ты уже уехала. Я звонила тебе все время, но твой телефон…
– Плевать на телефон. Катька, милая, как же хорошо, что ты здесь со мной! – Анфиса цеплялась за Катю. – Ты побудешь здесь со мной, поживешь? Мне столько нужно сказать тебе. Ты не волнуйся, мы сейчас все устроим – тут славно, тебе тут понравится… Но вообще-то тут ужасно. Кошмарно. Чудовищно! Я места себе не нахожу. Катя, он… у нас с ним все, ты понимаешь? Все кончено.
ЭТО БЫЛ САМЫЙ НЕПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫЙ И САМЫЙ ГОРЯЧЕЧНЫЙ МОНОЛОГ, КАКИЕ ТОЛЬКО КАТЯ КОГДА-ЛИБО СЛЫШАЛА. Словесный сумбур, какофония чувств, слезы. А потом закружилась, завертелась суета – круговерть. И Катя уже не могла понять, кого слушать, кому отвечать, на что смотреть. Вышитый розовый кролик, рюкзачок с полотенцем, дорожная сумка, оттягивающая плечо. Какой-то парень-симпатяга, точно из воздуха материализовавшийся на рецепции – менеджер или портье, черт его разберет: «Вы к нам?», «Очень рады, что вы выбрали наш отель. Вам знакомы наши расценки? Номер какой предпочитаете – с видом на реку или на лес? А может быть, вы хотите устроиться вместе, вдвоем? В 2017-м, который занимает ваша подруга Анфиса Марковна, – двуспальная кровать, он у нас специально для молодоженов, и теперь это вряд ли подойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16