Но, по-моему, в таких случаях ставят паруса и уходят подальше от берега. Или что? Слишком сильно дует?
Это была его маленькая месть за упрек насчет сигнала.
Капитан не рассердился. Только глянул на Владика повнимательней и ответил с короткой усмешкой:
— Паруса на берег свезли для ремонта. И двигатель разобран…
— Может, зацепились? — с надеждой спросила девушка и глянула на нос яхты. Оттуда уходил в пляшущие волны тонкий белый трос.
— Ползем, — сказал Зуриф.
— А почему никого на берегу нет? — спросил Владик.
— Сегодня в клубе выходной, — сказал Зуриф. — Там один вахтенный. Он дует в кубрике вкусный чай или читает толстый роман «Король и Анжелика». Или дрыхнет… И не видит сигнала, что героические мореходы медленно, но неотвратимо движутся к трагической гибели…
— Хватит трепаться, — сказал капитан.
— Я ведь к чему это, — негромко разъяснил Зуриф. — Если бы надеть на мальчика спасательный жилет да если бы он опять на своем парашюте…
— Я запрещаю, — сказал капитан.
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — уныло сказал Зуриф.
«Правильно запрещает, — подумал Владик. — Если со мной что случится, ему отвечать… А Зуриф — совсем глупый. Жилет! Это же лишняя тяжесть. А если упадешь и вынесет на те камни, жилет не помешает волнам сделать из человека котлету… А если туда вынесет яхту?»
Скоро ее вынесет.
Движение яхты не было заметным, но берег с камнями и большими фонтанами пены стал гораздо ближе. До него оставалось метров семьдесят. Прибой грохотал.
— Скоро тюкнемся фальшкилем о дно, — ровным голосом сказала девушка. — Держитесь, мальчики.
Владик встал, снял с плеча широкий ремень и протянул ей сумку.
— Зачем? — не поняла она.
«Затем, что без сумки легче», — мысленно ответил Владик. И двинулся по метавшейся палубе на нос. Ветер нес навстречу охапки соленых брызг. Они совсем промочили рубашку.
— Эй, ты что? — сказал капитан.
Владик встал на ныряющем носу. Спиной к ветру. Мокрая рубашка вырвалась из-под ремешка, облепила спину, а впереди затрепетала. Владик вспомнил недавний полет.
Теперь он ощущал его даже сильнее, чем тогда, в воздухе. Как его крутило и носило по спирали в воздушном вихре! Как мотало под зонтом, будто легкий маятник под взбесившимися часами! Как шквалистые удары дергали зонт, как немели на рукояти пальцы и ныли суставы в плечах…
И сейчас ноют…
Но он все равно может!
Такие отчаянные струнки запели во Владике! Так бывало с ним иногда, в самые решительные минуты. Например, когда приказал себе прыгнуть в море с трехметровой скалы (все мальчишки смотрели и ждали). Или когда набрался храбрости и сказал маме и папе, что пускай хоть режут, а в музыкальную школу больше не пойдет. Или когда племянник Игнатии Львовны балбес Борька Понтон запрягал в детскую коляску ничейного голодного щенка и пришлось заорать прямо в круглую Борькину рожу: «Ты что делаешь, живодер!» (В тот раз пострадали вторые за лето очки.)
И вот сейчас!.. Если такие струнки звенят, значит, пора решаться!
Владик поймал миг, когда палуба замерла между двумя волнами, и нажал запор зонта. Зонт как бы взорвался желто-красным огнем. Ветер обрадованно рванул вспухший купол. Владик стремительно заскользил на сандалиях вдоль правого борта и на корме резким толчком швырнул себя вверх.
5
Амбразура была заделана досками. В них прорезали и застеклили небольшое окно — как в кубрике. Под сводчатым потолком каземата горела яркая лампа. На каменных стенах висели судовые фонари, мотки тросов, связки блоков, штурманские карты. А еще — большая фотография той самой яхты, которая чуть не разбилась на камнях. На фотографии она была со всеми парусами: гротом, стакселем и похожим на полосатый парашют спинакером. На белом борту чернело крупное название: «Таврида».
Владик сидел на дощатом рундуке. Капитан дядя Миша налил ему из термоса в глиняную кружку горячего какао. Владик, обжигаясь, прихлебывал. Кружка грела руки, будто маленькая печка.
Звонко тикали круглые корабельные часы. Они показывали половину десятого.
— В школу, я совершенно опоздал, — слегка виновато сказал Владик.
— Мы тебе справку выпишем: так и так, задержался ввиду геройского поступка, — пообещал Зуриф.
— Не надо такую справку, — вздохнул Владик. — Мама перепугается. А потом еще мне же и влетит.
— Может быть, и правильно влетит, — заметил капитан дядя Миша. — Когда такое геройство видишь, не знаешь, как и быть. То ли о награде хлопотать, то ли надрать уши. Вот грохнулся бы о камни…
— Победителей не судят, — сказал Зуриф.
— Молчи уж… — хмыкнула девушка, которую звали Лариса. А Владику сказала — Рубашка вся мокрая. Сейчас я тебе свитер принесу. — И ушла. Зуриф пошел за ней.
Дядя Миша сел напротив Владика. На шлюпочный бочонок — анкерок. Подпер кулаками бородку. Посмотрел в упор. У него были очень голубые глаза на строгом, озабоченном лице. Будто клочки чистого неба среди сумрачных облаков. Он хорошо так смотрел, но Владик все равно засмущался и уткнулся в кружку.
— Насчет того, что уши драть, это я для порядка, — сказал дядя Миша.
— Я понял, — прошептал Владик.
— А не страшно было лететь?
— Когда у камней, здорово страшно, — признался Владик.
…Его пронесло над гребнями, которые захлестывали ноги. Потом стремительно надвинулась грязно-желтая скала, и Владик зажмурился: «Все!»
Но ветер взметнул его вместе с языками прибоя, перебросил через каменный барьер, закрутил над кустами дрока. Владик рывком нагнул зонт и упал с ним на упругую подушку жестких мелких листьев.
Потом он отчаянно боролся с зонтом и наконец закрыл его, повернув макушкой к ветру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33