Никто не старается накрыть бабочку беретом. Никто даже не смот-
рит на нее. Все слушают Валерия.
- Когда мы шли на операцию "Черные ветры" и тральщик мотала
волна, глуховато говорит он, - помните, меня позвали в рубку. И вы
дали мне слово, что ни один без меня не сунется на палубу. Потому
что могло смыть. Запросто могло, вы же помните. И я был спокоен там,
в рубке, потому что знал, что ни один не высунется из люка. И ни
один не высунулся даже тогда, когда навстречу летела под зарифленным
марселем немецкая бригантина - зрелище, которое видишь не часто.
А когда в прошлом году кто-то изрисовал, исцарапал новый гараж
у Висловых и они подняли крик, что это Садовский и Данько, мы даже
не стали ничего доказывать, а только смеялись в ответ. Потому что
Мишка и Валерий сказали ребятам: "Честное пионерское, не мы".
А когда группа "Ветер" дала слово, что через три дня соберет
библиотеку для октябрят Северки, разве кто-нибудь сомневался?
До сих пор наше слово было как закон. Давшему слово верили как
себе. Не надо было ничего доказывать, подтверждать, бояться обма-
на... А теперь?
Тридцать девять человек смотрели на Серёжку и молча спрашивали:
"А теперь?" Может быть, не только его спрашивали, но и себя.
Вот если бы речь шла о другом каком-то деле, Серёжка огрызнулся
бы уже десять раз. Он вспомнил бы, что часто попадало Садовскому за
грубость со взрослыми, что Бритый Ёжик однажды в походе отказался
вставать на ночную вахту и заревел, когда его начали будить покреп-
че, что у Мишки Данько вечно мятая форма и, кроме того, он чуть не
заработал годовую двойку по русскому. Он мог бы сказать, что сам
Сергей Семенов чуть не был пойман в сквере детского сада, когда ла-
зил за сиренью (знаем для кого!).
Но все эти грехи, большие и маленькие, все-таки можно было
простить. Они не нарушали главного. А главное нарушил он, Серёжка
Коноплёв, - человек, никогда не просыпавший ночных вахт, не боявший-
ся трудных походов, смело встречавший на паруснике семибалльные
шквалы, гордо носивший отрядную форму и дробными веселыми сигналами
встречавший пионерское знамя.
И снова стало тихо и пусто вокруг.
- Что же теперь делать? - спросил Валерий. - Не громко и груст-
но спросил, совсем не для того, чтобы лишний раз упрекнуть Серёжку.
И все молчали. Было ясно, что в словах Валерия не один, а два
вопроса. Во-первых, что делать вообще. Во-вторых, что делать с Ко-
ноплёвым.
Вообще делать было нечего. Просто с горечью запомнить этот слу-
чай. Потому что никуда не денешься: что было - то было.
А с Серёжкой?
- Как же нам быть? - громко и с легкой усмешкой спросил Сергей
Семенов. - Что с тобой делать, бывший штурман Коноплёв?
И многие поняли, что за этой усмешкой и громкостью он прятал
нерешительность: начиналось самое неприятное.
Серёжа встал. Можно было уже и не вставать, все равно. И все же
он встал, подчиняясь давней привычке, опустил по швам руки. Только
голову не поднял.
Он знал, что никто не станет считать его врагом. И разговари-
вать с ним будут, и футбол будут гонять вместе. И в кино бегать. И
лишний раз не напомнят о том, что было. Но когда заполощут у пирса
паруса, когда выйдут горнисты на склон горы и заиграют старый сигнал
"Ветер с утра", когда мимо окон побегут с рюкзаками и веслами Вовка
Голосов, Павлик Локтев, Мишка Данько, как же он, Серёжка, будет
жить?
Вот если бы заплакать сейчас, сказать, что больше не будет ни-
когда-никогда... Но заплакать было почему-то нельзя.
И, отвечая на прямой безжалостный вопрос, он одними губами ска-
зал:
- Выгнать из пионеров и из флотилии.
Видимо, этим он спас себя.
Все-таки, сами понимаете, у каждого сердце не камень. Четыре
года он был вместе со всеми. Шагал по горам, спал у костров, строил
яхты и пел отрядные песни.
- Все-таки жалко же, - сказал Вовка Голосов и стал смотреть в
угол. - С ума, что ли, вы посходили?
Как будто ему одному было жалко! Но что делать?
- Пусть просто так уйдет из отряда,- сказал Мишка Данько. - Не
надо его ниоткуда исключать. Мы никому ничего не скажем. И в школе
никто не узнает. Будет он в отряде шестого "А", запишется в ка
кой-нибудь кружок... И будет вроде как все люди.
- Значит, в нашем отряде он не может быть пионером, а в другом
может? Это правильно? - жестко спросил Сергей Семенов.
- Ну, я не знаю, - тихо сказал Мишка. - Наверно, неправильно.
Только, по-моему, так можно. Ну, ради него...
- Лучше уж наоборот, - неожиданно предложил Павлик Локтев. -
Пусть во флотилии остается, а галстук забрать.
- Ну, Ёжик! Сам же говорил: совет не утвердит.
- А какой совет? Нету никакого совета дружины, потому что кани-
кулы. Да вы что думаете. Серёжка жаловаться пойдет? Пойдешь?
Серёжа мотнул головой: не пойду.
"Наверно, все надо не так,- торопливо и растерянно думал Вале-
рий. - Наверно, с точки зрения педагогики, здесь делается что-то не
то. И не так. А как надо? Вот тебе и педагогика".
Он не знал. И, наверно, никто не мог дать совета. Когда проис-
ходит такой случай, все старые правила никуда не годятся.
- Пусть решает сам, - твердо сказала Ольга Сватова. - Если хо-
чет, пусть уходит из отряда. Ну, а если нет... Ну, тогда пусть все
начинает заново... Уйдешь?
Серёжа покачал опущенной головой: не уйду.
- А галстук? - спросил дотошный Павлик Локтев.
- Тоже... Сам пусть решает.
...Разбежались кто куда. Будто сразу про него забыли. На улице
стояла солнечная знойная тишина. Даже малыши не возились в песочни-
це.
1 2 3 4 5 6