Кэп суров был и требовате-
лен. Его побаивались. Впрочем, если случалось что-нибудь серьезное,
Семенов никогда не ругал виноватого, ничего не решал сгоряча. Всегда
разбирался, что и почему. Но всякое мелкое разгильдяйство и глупые
поступки он не переносил. Он считал, что как раз из-за глупых мело-
чей случаются большие беды, и часто рассказывал, как его яхта выле-
тела на камни, потому что на стаксель-шкоте был неправильно завязан
узел (потом двое суток чинились).
Когда Кэп увидит чернильные слезы на снимке, он начнет рвать и
метать, потому что поступок Серёжки совершенно глуп и непонятен. Се-
рёжка даже не сможет объяснить, зачем это сделал. Лучше не риско-
вать.
Серёжа медленно, почти против воли, снова взял ручку и добавил
еще два штриха: на своем собственном лице нарисовал усики. Кто те-
перь его заподозрит? Ведь умный человек не станет портить свой порт-
рет.
Сережа зажмурился и захлопнул альбом. Было чертовски неприят-
но...
А потом все случилось быстро. Будто во сне. Новый вахтенный
стал искать список дежурств, начал перетряхивать альбом, увидел ис-
порченную фотографию, разозлился и отказался принимать вахту. Позво-
нил Семенову.
Кэп сказал:
- Докатились. И велел собрать отряд.
Собрали. Пришел "командор" - Валерий. Узнал. в чем дело, и ска-
зал привычную фразу:
- С такой жизнью не соскучишься.
Потом спросил:
- Кто валял дурака? Делать было нечего, что ли? У кого это руки
чесались?
Отряд молчал.
- Люди,- сказал Валерий уже встревоженно,- вы что? Ну сделал
кто-то глупость, так пусть уж скажет. Ну нельзя же так, это уже и
трусость, и обман, и шут его знает, что еще получается. Ведь мы же
никогда не врали друг другу.
Самое простое дело было встать сейчас и сказать "я". Ну отруга-
ли бы, и все. Но Серёжку будто веревками привязали к стулу.
- Может, кто из посторонних начеркал? - сказал Мишка Данько.
- Посторонних целую неделю в кают-компании не было, - сердито
сказал Сергей Семенов. - А фотография еще позавчера была чистая, я
помню.
- Ребята, давайте кончим этот разговор, - попросил Валерий. -
Есть ведь простой выход. Поднимите руки, кто дает честное пионерс-
кое, что фотографию не портил.
С облегчением (действительно, как все просто) вскинули ребята
руки.
Поднял руку и Серёжа.
Что он думал в этот момент? Пожалуй, так: "Все равно никто не
знает. А раз не знает, этого будто и не было. Ну что хорошего слу-
чится, если признаюсь? Ведь снимок лучше не станет, значит, все рав-
но пользы никакой никому. А я с этих пор никогда-никогда не буду
больше нарушать слово, врать не буду и дурацких вещей таких делать
не буду тоже..."
Потом он увидел очень удивленные, обиженные какие-то глаза
Владьки Стрельцова и услышал, как он спрашивает: - Ну зачем ты? Я же
у окна стоял, я же видел. Зачем ты так врешь?
Ух как тихо и тошно стало кругом...
И в этой тишине Сергей Семенов хмуро сказал:
- Встань... штурман Коноплёв. Рассказывай.

Он рассказал. Сбивчиво, но подробно.
- Зачем ты все это сделал? - спросил Семенов.
Серёжка молчал. Если бы он знал - зачем!
- Бестолочь, - сказала семиклассница Ольга Сватова. - И трус.
Из-за такой глупости из пионеров вылетишь.
- Ну уж! - вскинулся спорщик Валерка Садовский. - Из-за ка-
кой-то фотографии - сразу из пионеров!
- Ну и глупый же ты, Садовский, - сказал Мишка Данько. - При
чем здесь фотография?
- Жалко же человека, - проворчал Садовский. - Вот если бы тебе
так пришлось...
- И меня бы выгнали. А что еще можно сделать? Хоть десять раз
жалко...
- Когда из пионеров исключают, должен совет дружины утверждать,
- напомнила Ольга.
- Да не утвердит совет, - капризно сказал маленький кругловатый
Павлик Локтев , по прозвищу Бритый Ёжик.
- Почему это не утвердит?
- Да, не утвердит! Скажут: подумаешь, из-за одного слова.
- Вот балда! Не из-за одного, а из-за честного пионерского.
Вовка Голосов метко плюнул себе на колено и начал оттирать с
него смолистое пятно. Так, не поднимая головы, он и объяснил:
- В этом совете честными пионерскими как фантиками играют. С
каждого двоечника требуют: дай честное пионерское, что будешь хорошо
учиться. Ну он и дает, чтоб поскорей отпустили. А через неделю опять
"гусей" нахватает, а ему опять: дай слово... Вон, спросите у Валерки
Садовского. Его Мария Яковлевна весной два раза на совет вытаскива-
ла.
- А чо я сделал... - на всякий случай мрачно сказал Садовский.
В дальнем углу засмеялись.
- Я, что ли, давал слово? - разозлился Валерка. - Я просто ска-
зал, что обещаю исправиться. А что там исправлять, я и не знаю. Что
ни сделаешь, все равно не так. Раз у меня характер такой...
- От такого характера знаешь что помогает?
- Ну, вы! Тут о серьезном деле говорят...
- А я серьезно.
Солнце сквозь окно жарило спину, и Серёжа устал стоять. Перес-
тупил с ноги на ногу.
- Сядь, - как-то жалостливо сказал Семенов. - Чего тебе зря
торчать.
Серёжа сел на краешек скамьи между Локтевым и Вовкой Голосовым.
Бритый Ёжик чуть отодвинулся. Серёже показалось, будто тихо и пусто
вокруг.
А может быть, не случилось ничего? Может быть, не о нем и гово-
рят? Ведь все кругом как раньше. Вон и фотография на стенде, где он
вместе с Вовкой Голосовым барабанит у палаток сигнал подъема. И чер-
ный якорь с балтийского тральщика, привезенный из Риги. Он прочно
лежит у стены, опираясь веретеном на серый гранитный валун с вершины
Солнечной горы. А на треугольной лапе якоря шевелит крыльями зале-
тевшая в окно оранжевая бабочка.
1 2 3 4 5 6