Может быть, из-за глаз? Они у Бориски и
вправду словно блестящие угли. Но ведь ему девять лет. А когда
человеку девять лет, кого интересуют его глаза? Просто фамилия такая у
Бориски - Угольков. Потому и дали это прозвище. И Угольком его зовут
гораздо чаще, чем настоящим именем.
Он стоит посреди асфальтового двора, щурясь от солнца и прикусив
нижнюю губу. Прикусил губу он от досады: так и не дали ему помочь дяде
Саше до конца.
- Уголек! - закричала мама. - Появился, слава богу! Ну-ка скажи, куда
ты дел ручку от мясорубки?
- Хорошенькое дело, - обиделся он. - Я ее и не видел.
- А где веревка для белья? Тоже не видел? Кто учил Вьюна через нее
прыгать?
- Это была другая веревка! - крикнул Уголек. - Маленькая! - Он не стал
уточнять, что маленькая веревка была проводом от электроутюга. - А про
большую я не знаю...
Певучесть окончательно исчезла в мамином голосе.
- Вы посмотрите! Он ничего не знает!.. А кто Гурьяну Кириллычу пистоны
в замок сунул, тоже не знаешь, да? А он почему-то знает!
- Какие пистоны? - сказал Уголек и стал разглядывать палец, который
вылез из правой сандалии.
- Вот приди домой! Узнаешь, какие! - рассердилась мама.
Она обязательно сердилась, если не могла что-нибудь найти или если у
нее что-нибудь не получалось. Тогда Угольку вспоминались все грехи, и
ему попадало. Бывало даже, что не совсем справедливо попадало...
От упоминания о пистонах вполне могло испортиться настроение. И оно
уже начало портиться. Угольку не захотелось возвращаться под машину.
Уголек грустно задумался. Он вздохнул и повернул голову, чтобы
почесать плечо о подбородок.
И тогда он увидел Белого Щенка.

В двадцати шагах от Уголька тянулся забор, опутанный вверху колючей
проволокой. Его построил Курилыч, чтобы отгородить свои грядки,
парники и малинник от шумного и опасного двора соседей. Новых досок он
не нашел, забор получился кривой и разношерстный. И вот на сером и
скучном заборе кто-то нарисовал мелом Щенка.
Щенок был веселый. Он припадал на передние лапы, улыбался и тявкал.
Правое ухо у Щенка торчало, как стрелка, а кончик левого загибался
вниз.
Уголек подходил к забору медленно, широко раскрыв свои большие черные
глаза. Будто оказалось перед ним невиданное чудо. Щенок смотрел на
него с забора и улыбался, словно звал поиграть.
- Ты как сюда попал? - спросил Уголек. - Тебя кто нарисовал?
Но собаки, нарисованные на заборе, не умеют разговаривать. Щенок
улыбался и молчал. Уголек тоже заулыбался и протянул к забору ладонь.
Рука сама потянулась, словно хотела погладить Щенка. Но как погладишь,
если под ладонью только шершавые доски...
- Уголек, здравствуй! А я на дачу еду.
Бориска оторвал глаза от Щенка. Дядя Саша вылез из-под машины и теперь
заталкивал в багажник огромный рыжий чемодан. Рядом стоял приятель
Уголька Вовка Ларионов, Вовка-художник. Несмотря на жару, он был в
длинных бархатных штанах и такой же куртке, похожей на колокол.
Говорят, это обычный костюм художников. Сверху Вовку накрывала
широченная войлочная шляпа, которую в прошлом году он привез из Сочи.
Счастливо блестя круглыми очками, Вовка повторил:
- Мы на дачу едем.
Уголек молчал. Подумаешь, на дачу едет! Какой интерес ехать на дачу в
августе? И вообще, зачем дача, когда лес в двух шагах от дома, где
живут Уголек и Вовка.
Уголек снова глянул на забор.
- Слушай, Вов, не знаешь, кто его нарисовал?
- Щенка? Я, - сказал Вовка так спокойно, словно речь шла о
какой-нибудь обыкновенной обезьяне или, скажем, крокодиле.
- Ух, Вовка, - выдохнул Уголек, - замирая от проснувшейся надежды. -
Ты просто так рисовал, из головы, или срисовывал?
- Я всегда рисую с натуры, - солидно сказал Вовка. - Утром я вышел
подышать свежим воздухом. Ты, конечно, еще дрыхнул... Я вышел, а он
сидит. Потом стал какой-то щепкой играть, развеселился. У калитки, где
лужа. Я посмотрел и набросал для разминки... Ничего?
- А где он сейчас? Вовка! Где? - отчаянным голосом спросил Уголек.
- Ушел, - развел руками Вовка и снова между прочим кивнул на рисунок:
- Ну как?
- Ушел. Эх ты...
Вовка, видя, что Уголек воздерживается от оценки его произведения,
надул губы.
- Славная псина, - грустно сказал Уголек. - Чья же она?
- Может быть, ничья. Ведь без ошейника.
- Правда! Вдруг ничья? Может, потерялась...
Полыхнув нарядным цветастым платьем, к машине проплыла Вовкина мать.
- Вовочка, мы едем.
- Ну, пока, - сказал Вовка-художник.
- Ты не знаешь, как его звать?-глупо спросил Уголек у захлопнувшейся
дверцы.
Машина выпустила синий дымок и укатила со двора.


СОБАК ВОСПИТЫВАЮТ С ДЕТСТВА.
ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ВЬЮНА

Уголек шел домой с опаской. Но мама уже отыскала и ручку от мясорубки,
и веревку. А порванный провод от утюга она еще не видела. Поэтому она
не вспомнила о пистонах, и Уголек не получил ни шлепков, ни
подзатыльника. Мама весело велела ему смыть с себя мазут и садиться
обедать. А сама стала собираться в клуб. Она спешила на занятие
оперной труппы. Мама всегда куда-нибудь спешила: то на работу, то в
вечерний институт, то на репетицию.
- Не хочется есть, - сказал Уголек. Он и думать не хотел о еде. Он
думал о щенке.
Уголек вздохнул и позвал:
- Кис! Вьюн! Иди сюда, морда.
- Бедное животное, - жалобно сказала мама. - Ты, Уголек,
ненормальный...
Но это была неправда. Голова Уголька работала отлично. Он дажезакончил
второй класс без <троек>. <Тройку> вывели только по рисованию. Уголек
не меньше других любил гонять футбол, прыгать с сарая.и лазить за
малиной в огород Курилыча. То есть он был вполне нормальным человеком.
Но у него была страсть: он бредил собаками.
1 2 3 4