Услуги крематория постоянно дорожали. Мировые биржи, напротив, лихорадило с выбросом даже малой партии русского золота на рынки Европы. А вдруг это лишь начало, пробный шар, за которым последуют новые тонны в слитках? Золото золотом, но то же самое происходило и с младенцами - московские самки сдавали их посредническим фирмам практически за колбасу и тряпки, а фирмы норовили переправить детенышей на Запад оптом и по демпинговым ценам. Создавались вполне легальные каналы для вывоза как здоровых, так и увечных детей. Вербовка юных москвичек в мусульманские постели ("Две недели в Турции в обществе обходительного мужчины исламского вероисповедания") шла через крупнейшие газеты. Предложения превышали спрос, и претендентки уродовали мордашки друг друга пилочками для чистки ногтей. Разрешено было продавать все, что угодно и где угодно. Москва превратилась в бескрайний Хитров рынок. Проблема уборки мусора и предотвращения эпидемий затмила даже продовольственный вопрос. Стены древнего Кремля по-прежнему хранили прах советских вождей. На турне мумии с Красной площади по стране восходящего солнца организаторы проекта надеялись выручить миллион долларов. Чиновники брали взятки десятками миллионов. Нищие, обнаглев, цепляли дам и кавалеров за юбки и полы пальто. Подземные переходы напоминали теперь вонючие общественные туалеты. Городской транспорт дышал на ладан. Завидев автобус, люди перегораживали дорогу - стой, гад! В переполненных салонах пьянь блевала за шиворот впередистоящим. Когда легковой автомобиль тормозил у светофора, малолетки бросались к нему с ведром и щетками. Мыли на совесть, но, получив на руки не валюту, а рубли, могли расколотить фару или ветровое стекло. К таксистам, правда, не приставали. Растопчин добрался до родного подъезда без приключений. Кинул камешек в окошко на первом этаже, окликнул соседа-ветерана - помоги, мол, вещи дотащить до лифта. Сосед помог, поднялся и в квартиру Андрея, знал, что будет, как минимум, предложена стопка. И внучатам подарочки перепадут.
- Ну, как там в Америках? - спросил он. - Баню топят?
- Ты пошуруй в баре, Натаныч, пока я разденусь, - сказал Андрей.
Натаныч пошуровал, закусил старой конфетой, погулял вокруг коробки с наклейкой "Тошиба" и не выдержал, крикнул через дверь в ванную комнату:
- Телевизор смотрел, конечно? В курсе, что у нас творится?
- В курсе, - ответил Андрей, не открывая. - Ты почту мою брал? Будь другом, смотайся за ней, а потом пропустим по смирновской.
Сосед исчез. Растопчин вышел из ванной, вытирая мокрые шею и спину. В кухне на подоконнике белели в вазе гвоздики. О, Ленка была, хлеба принесла, в хате прибрала, включила холодильник - что в нем? Две бутылки пива, банка сметаны, сыр в бумажечке. Кусок граммов на триста. Этот московский сыр Андрея прямо-таки растрогал. Он взглянул на часы - Ленка на работе и, верно, ждет звонка. Сидит считает, небось, - самолет опоздал на три часа, да вещи получить, да таможню пройти, плюс время в очереди за такси, дорога из аэропорта... Любил ли Растопчин Елену? Любил наряжать, подкармливать вкусненьким, наблюдая, как искренне радуется она платью, браслету, конфетам. Надо бы ананас из сумки в холодильник переложить, сообразил он. Хотя и в доме не жарко. Отопительный сезон еще не начался. Андрей стянул с плеча, влажное полотенце и побрел к шифоньеру за домашней рубашкой. Даже землетрясение меня сегодня из хаты не выгонит, решил Растопчин. Он позвонил Елене, поблагодарил за цветы, позвал на вечер к себе.
- Кто-нибудь еще будет?
- Нет, - пообещал Андрей.
- Вспоминал меня хоть иногда? - спросила Елена. - Ни одной телеграммы, ни одного звонка...
- Я тебе письмо написал, - сказал Андрей. - Должно быть, не дошло пока.
- Ты меня еще любишь? - вздохнула она, помолчав. - Андрюшенька, только честно.
- Очень, - привычно солгал он. - Нигде не задерживайся, жду тебя с нетерпением.
- Если голоден, загляни в холодильник не унималась Елена. - На перекус тебе хватит, а я с собой телятины привезу. С утра успела на рынок смотаться. Продержишься на сметане? Не напивайся без меня, в ясные очи твои хочу успеть посмотреть. Извелась, я, Андрей, тревожно как-то все было. И то уже мерещилось, а вдруг не захочется тебе в эту нашу кутерьму возвращаться? Или баба какая заморская приворожит.
- Это ведь сумасшедшие деньги, телятина с базара. На какие шиши роскошествуешь? - пожурил Елену Растопчин. - От детей отрываешь? Здоровы они, кстати?
- Да, и спрашивают про дядю Андрея. Я им сказала, что ты в Америке.
У двадцатипятилетней Елены было две дочки-близняшки. Они ходили в первый класс. Все трое жили у родителей Елены, в большой мрачноватой квартире (бывшей коммуналке) неподалеку от Чистых прудов. За девочками присматривала бабушка, которую язык не поворачивался так назвать. "Девушка, вы последняя?" - до сих пор обращались к ней в очередях. Родители Елены терпели Андрея как наименьшее из зол. Они не смели настаивать на его законном браке с их дочерью, но всегда подчеркивали, отчего не настаивают - да уж к чему вам такой довесок к Леночке, Андрей Павлович! Растопчин краснел, норовил поскорее ускользнуть от хлебосольных хозяев, от семейного стола.
Еще несколько лет назад (при том, что отношения Растопчина с родителями Елены в ту пору сильно осложнились). Андрей был вполне доволен и жизнью, и собой. Перспектив, захватывающих дух, он, конечно, и тогда уже не строил, но и сдавать завоеванные в обществе позиции не намеревался. К высоким постам в Союзе архитекторов Растопчин не стремился, однако, членом в Правлении состоял. Заказами его не обделяли, да и постоянный приработок от преподавательской "деятельности" оказывался достаточно весомым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34