), со свердом, довершал акт купленной любви. Одной рукой он держался для равновесия за забор, другой мял ягодицу хорлы через приподнятую только спереди поневу. Луна рельефно освещала сцену — ей тоже, наверное, было интересно.
Закончив акт, вояка постоял и покряхтел некоторое время, а затем вытащил из мешка какие-то монеты и бросил их на влажную землю к ногам хорлы.
— Мы договаривались на пятнадцать, — сказала она. — Не три, а пятнадцать сапов.
— Тебе и три много, — сказал вояка презрительно.
— Ты обманщик! — сказала хорла. — Обманщик и вор!
— Я — вор?
— Тать самый настоящий!
Вояка стукнул ее не замахиваясь по лицу так, что ее качнуло в сторону.
— Ах ты хвита грязная! — сказал он злобно. — Вот я тебе сейчас устрою! Будешь знать, как честных людей оскорблять!
Схватив ее за волосы, он ударил ее еще раз. И ударил бы в третий раз, если бы Хелье, подобрав какую-то палку, валявшуюся на дороге (возможно, кто-то, боящийся бродячих собак, обронил) не подскочил сзади и не ткнул бы вояку палкой между лопаток.
Вояка обернулся, и на этот раз Хелье ткнул его палкой в лоб, едва не пробив вояке череп — шлем во время акта сбился на затылок, лоб оказался открытым. Вояка выхватил сверд и некоторое время им размахивал, стараясь попасть по Хелье. Подождав, пока вояка устанет, Хелье зашел сбоку и ударом палки повредил вояке запястье. Сверд упал на землю, и Хелье наступил на него ногой.
— Двенадцать сапов не достает, — сказал он, и тут заметил, что хорла уж убежать управилась — нет ее.
Тогда, врезав пригнувшемуся от боли вояке коленом в морду, Хелье подобрал сверд, отцепил от бальтирада лежащего на боку и мычащего вояки ножны, и выбежал из проулка на улицу.
Хорла бежала вниз — к Подолу — и Хелье устремился за ней, неся сверд в руках. Сообразив, что трофей ему, в общем-то, не нужен, он бросил его в придорожные кусты. Через два квартала он догнал хорлу.
— Постой, — попросил он, хватая ее за руку, — постой же!
— Отстань, не трогай меня, сволочь! — закричала она.
— Мне с тобой поговорить надо! Я тебя не трону! Вон там за углом крог открыт, пойдем, что-нибудь съедим или выпьем. — Подумав, он добавил, — Я угощаю.
— Пусти! Не надо меня угощать!
— Лучинка, не будь дурой, тебе говорят!
Оказывается, он помнил ее имя. Он и сам этому удивился.
— А? — сказала Лучинка. — Отстань! Отвались!
— Постой же! Постой же, х… орясина, ети твою мать!
Что бы ей такое сказать, чтоб не бежала, подумал он. Ничего, кроме ругательств, в голову не приходит.
— Я тебя не знаю, — сказала она.
— Неправда. Знаешь.
Луна продолжала ярко светить. Лучинка сощурилась и вгляделась. Что-то у нее, наверное, было со зрением. Не совсем плохо, но и не очень хорошо.
— Не знаю.
— Ближе, присмотрись.
Помедлив, она придвинула лицо совсем близко к лицу Хелье.
— О, подмышки стеклизы!.. — сказала она, отпрянув.
…Ни с одной женщиной не было Хелье так тепло и уютно.
— Как зовут моего сына? — спросил он.
И только тут она поняла, что перед ней — не сын ее во взрослом воплощении, не призрак из будущего, но, скорее всего, отец ее чада. То есть, ничего сверхъестественного не происходит. И слегка успокоилась.
— Нестор, — сказала она.
— Почему ж не Полидевк? — спросил Хелье и засмеялся.
— Что тебе от меня нужно? — зло закричала Лучинка. — Хочешь забрать хорлинга своего? А забирай! Надоели вы мне все, вообще! Благодарности никакой. Забирай, забирай. Я его выкормила, вырастила, и вот… он меня ненавидит…
— Да подожди ты!
— Отстань!
— Ты была когда-нибудь в Корсуни?
— Отвянь!
— Была или нет?
— Нет. Зачем мне Корсунь, мне и здесь худо.
— Хочешь поехать в Корсунь?
— Один сводник у меня уже есть, второго мне не нужно.
— Лучинка, послушай же!
— Нет, посмотрите только на него…
— Да будешь ты слушать или нет!
В доме напротив скрипнула ставня и чей-то сварливый голос сказал:
— Не будет она слушать! Кончайте орать, изверги!
Новое словечко придумали в Киеве.
Подумав, Хелье запустил руку в привязанный к гашнику кошель. Лучинка что-то еще хотела сказать, возмущенное, но горсть золотых монет на ладони Хелье, эффектно высвеченная лунным светом, временно лишила ее дара речи.
— На, — сказал Хелье. — Теперь пойдем со мной в крог.
— Какой?
— Ближайший.
Она зло на него посмотрела, но деньги взяла и спрятала себе куда-то за пазуху. Возможно, у нее имелся там какой-то нашитый карман под нагрудником.
Крог находился за добротным забором, а между палисадником и калиткой оказалась лужа, и, прежде, чем в нее ступить, Лучинка потерла босую ногу о щиколотку другой ноги.
— Постой, — сказал Хелье.
— Что?
— Лужа.
— Ну так лужа, и что ж?
Обхватив ее одной рукой чуть ниже плеч, второй он поднял ее за бедра, подхватил. Она стала было сопротивляться, но Хелье все-таки перенес ее через лужу и поставил на сухое, теплое крыльцо под небольшим навесом.
В кроге людей было немного. Сели за столик. Половой, заметив скогу, подошел поспешно — в кроге были свои хорлы, конкуренция никому не нравится — но под взглядом богато одетого молодого купца сник и спросил, что угодно дорогим гостям.
С Лучинкой в крогах так раньше никто не разговаривал, и она растерялась. Хелье попросил принести кувшин бодрящего свира и пару стегунов под рустом — новгородская экзотика была в тот год в большой моде в Киеве, хотя, конечно, даже стегуны здесь готовили изящно, а не грубо — все-таки Киев. Принесли также обязательные в тот год бельники с чечевицей и злюку псковскую из линя.
Некоторое время Хелье смотрел, как Лучинка лопает стегуны — жадно, не поднимая глаз.
Она изменилась, постарела, осунулась, волосы посерели, глаза утратили веселость, но Хелье не сомневался, что несколько месяцев, а хоть бы и лет, хорошей пищи и беззаботного сна вернут ей… он подумал, какое слово лучше всего подходит Лучинке.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32