— Здравствуй, — сказал рулевой.
— Отойди, — огрызнулся человек с бревна. — Я вас не трогал, и рассчитывал, что и вы меня не тронете. Но вам понадобилось зачем-то… — он не окончил фразу, потому что голос его в этот момент дал петуха. Эрик пригляделся. На вид человеку с бревна было лет семнадцать.
— Тебя как зовут? — спросил Эрик, приближаясь.
— Тебе-то какое до этого дело? Я ждал наступления ночи.
— И что бы ты делал после того, как ночь наступила? — с любопытством спросил Эрик.
Человек вдруг вздрогнул всем телом и кашлянул. Зубы его застучали. Один из гребцов нехотя полез под кормовую часть палубы и вскоре вернулся с узлом.
— Плыл бы к берегу, — ответил человек с бревна.
— Это далеко, — заметил Эрик.
— Ничего не далеко! — возмутился человек, кашляя и ежась. — Вон там, — он показал рукой, — Лапландская дурная Лужа, в полуарже. Это что?
— Сухая одежда, — объяснил гребец, протягивая человеку узел.
— Ага, — сказал человек. — Что ж, спасибо.
Он опять вздрогнул всем телом. Пытаясь развязать узел, он невнятно ругался и ворчал, стуча зубами и тыкая и захватывая материю негнущимися пальцами, а потом швырнул узел на палубу.
— Так обсохну, — сказал он.
Эрик поднял узел и развязал его.
— Я мог бы ссадить тебя на берег, а мог бы и подвезти, если тебе по пути, — сказал он.
— Вообще-то, господин, пора бы и привал делать, — вмешался рулевой. — Жрать охота, горячего не ели три дня.
Никакого уважения, подумал Эрик. Сколько им не плати — знают, кто я такой, и никакого уважения. До чего люди все-таки противный народ.
— Ладно, — сказал он. — До Лапландской Лужи, положим, не пол-аржи, а все три, и вовсе не там она, а вон там, — он показал рукой. — Но, в общем, наверное действительно нужно где-то пристроиться. Драккары либо уже в Луже, либо тоже заночевали.
* * *
Ночь, несмотря на ветер, выдалась ясная. Жареная рыба показалась Эрику пресной, но человек с бревна ел жадно и молча, временами кашляя и вздрагивая.
— Жар у тебя, — сказал Эрик.
— Нет. И не такое видел, и не в таком побывал.
— Ладно, — сказал Эрик. — Давай знакомиться.
— А мы знакомы, — сказал юноша мрачно, вгрызаясь в рыбу. — Ты — Эрик Рауде. Я тебя в прошлом году видел в Ютланде. На празднике.
Эрик задумался.
— Точно, — вспомнил он. — Только ты тогда совсем мальчик был. Как же тебя зовут-то? Сейчас вспомню. Тор? Лиф? Нет, что-то более распространенное. О! Хелье. Точно, Хелье.
Юноша ничего не ответил.
— И что же ты здесь делаешь, Хелье? Помимо плавания на бревнах?
— Изучаю фауну, что же еще.
— И много успел изучить?
Хелье вдруг насмешливо посмотрел на Эрика.
— Ниддинг ниддинга видит, — сказал он.
Эрик не удержался — оглянулся по сторонам. Гребцы спали вповалку, кроме одного, но он сидел далеко и не слышал замечания. Большого секрета в том, что он, Эрик — ниддинг, не было. Гребцам это было прекрасно известно. Но вслух такие вещи лучше не произносить. Как говорят христиане — не след подвергать ближнего твоего соблазну великому.
Удивительно было то, что Хелье тоже оказался ниддингом. Что мог натворить этот семнадцатилетний… нет, пожалуй, все девятнадцать есть, при ближнем рассмотрении… ну хорошо, девятнадцать — но что он мог такое сделать, что теперь он был — пария, изгой, легкая добыча для любого, носящего сверд и любящего получить выкуп?
— Куда же ты все-таки едешь, Хелье? — спросил Эрик с любопытством.
— Еще не знаю. Может, в императорские варанги заступлю в Кьельгарде.
Эрик засмеялся тихо.
— Не возьмут, — сказал он. — Хлипок ты больно.
— Ну и что, — возразил Хелье. — Зато ловок и быстр.
— Теперь такие не нужны, — заметил Эрик. — Императорская охрана раньше была боевая и деятельная. А нынче, при Базиле Втором, она только для виду. А для виду требуются малые, на кряжистые дубы похожие. Поменьше соображения, побольше мяса. Кроме того, даже если ты дуб, платить все равно надо. Место в охране императора стоит денег. Это все славянские дела. Как славяне повалили в охрану, так сразу придумали, чтобы за это деньги брать. А у тебя денег нет.
— Ну, не знаю, — сказал Хелье. — Может, я в Хольмгарде остановлюсь. А то и в Киеве. Дело всегда найдется.
— Я бы на твоем месте ехал бы прямо в Африку, — сказал Эрик. — Оно, конечно, восточные князья спелись со славянами, и сами стали славяне, и колонии больше не колонии но суть независимые государства, все честь по чести, а только связи старые все остались. Для тебя, если не врешь, что ты ниддинг, что Киев, что Сигтуна. Везде найдут.
— А ведь ты тоже туда едешь.
— Нет. То есть, в данный момент да. Но это не конечный причал. Собираюсь я ехать значительно дальше. И предлагаю тебе ехать со мной.
— Это куда же?
— Далеко. Очень далеко. Что тебе делать у славян?
— А я сам почти славянин, — сказал Хелье. — Большинство предков из Смоленска.
— По-славянски говоришь?
— Не переставая.
Эрик засмеялся.
— Это хорошо. Но ты подумай. Рассказать тебе, куда я ехать собрался?
— Расскажи. Люблю байки.
А ведь действительно славянин, подумал Эрик. Вон какие скулы вздыбленные. А глазищи-то огромные, синие. Славянин Хелье, надо же.
— Когда-то, а было это давно, — сказал он, — отца моего сослали в Исландию, и я его там навещал.
Хелье доел рыбу, вытер руки о сленгкаппу, которая выглядела не как сленгкаппа, а как тряпка, которой моют полы в богатых домах, лег на бок, подпер щеку рукой, и посмотрел на Эрика вопросительно.
— А дальше, за Исландией, есть еще один остров. И даже не остров, а большая земля, — сообщил доверительно Эрик, делая большие глаза. — Очень большая. Там хорошо.
— Чем же?
— Луга там, поля, солнце все время, и виноградные кущи, огромные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26