Раз стрельнули, потом еще раз. И мотоциклетка, слышно, поехала. А потом, через сколько-то времени Ермолай Ксенофонтович шуметь стал. Я, когда из дому выбежала, думала, он совсем убитый, а ближе когда стало, нет, смотрю, шевелится. Живой, стало быть.
Я подбежала, потом Зарубина Марья, а Ермолай Ксенофонтович Бобров связанный и бранится сильно.
И все шумел: "Распакуйте меня, я их стрельну". А кого там стрельну, когда и не видать никого. Мы только наладились было веревку освобождать, а тут прибыл на место происшествия дружинник Вячеслав Петрович Кошельков и сказал, что по причине следствия развязывать потерпевшего нельзя. А еще прибыл дружинник Сергей Васильевич Емельянов, и его дружинник Кошельков послал за магазин. Когда Емельянов вернулся, они тайно о чем-то поговорили и дружинник Сергей Васильевич Емельянов пошел охранять из магазина входы и выходы. Когда стал сбегаться другой народ, дружинник Кошельков все время предупреждал: "Граждане, не топчите преступные следы!" Только разве с нашим народом сговоришься, понаперли, что твои бараны, а тут и потерпевший Бобров стал вести себя несознательно и все ругался, чтобы его развязали. И в этом его крайне поддерживал его племянник Толяка Федотов, который даже производил оскорбление действием дружинника Кошелькова - торкал его под дых. Некоторые и вовсе недоумки рвались посмотреть, чего в магазине ограбили и чего осталось, но дружинник Сергей Васильевич Емельянов делал все по науке. Мотоциклетку я слышала, а видать, может, и видела, но только в самый хвостик.
И сколь на ней народу ехало, не знаю.
Вопрос: Тряпка типа "носовой платок", которая обнаружена около потерпевшего Боброва, принадлежит ли она потерпевшему, видели вы ее прежде? Ответ: Видела, потому что она сшитая из моего муслина, который в прошлом году продавали в сельпо. Тогда потерпевший Бобров лично достал мне пять метров и еще метр для себя лично и попросил накроить ему платков. Я ему накроила и подрубила в количестве 4 (четыре) штуки.
* * *
Потерпевший Ермолай Ксснофонтович Бобров события излагал следующим образом.
Начальнику ОВД Усть-Дуганского райисполкома
от гражданина Боброва Ермолая Ксенофонтовича,
1908 года рождения, проживающего
У сть-Ду ганский р-н, с. Клунниково.
ОБЪЯСНЕНИЕ
С 69-го года (на полях документа поставлено: 1969.
Исправленному верить. Бобров, Урвачев) я служу сторожем по охране магазина в селе Клунниково. Оклад мне положили 62 рубля в месяц. Сколь охраняю, все проходило чинно и благородно и никогда ничего чтонибудь такого не происходило. Чтобы скандал какой или, упаси бог, драка, пьянка на посту, так и далее, так и далее, этого за мной не замечено, о чем любой другой из клунниковских подтвердит. О происшествии, которое произошло 13 июня сего года по ограблению магазина, могу показать следующее. На пост я в этот день заступил, как всегда, с десяти часов вечера, а кончаться пост должен в шесть утра, когда в магазине редкие товары бывают, я, чтобы от греха подальше, пораньше выхожу п стою подоле. Но в ту ночь ничего такого не было, и заведующая магазином Нина Петровна Тиунова меня ни о чем не предупреждала и не просила. Сама Нина Петровна в ту ночь в селе отсутствовала, а ездила с отчетом в район. Где-то часу в полвторого я обошел круг объекта и приспособился на приступках перекурить. Тут как раз они и прибыли. Трое подъехали на мотоцикле, на темно-голубом. Как называть его, не знаю, только что с люлькой, а на номер не поглядел. Да и поглядеть не мог, потому что встали они, до меня не доезжая, а номер у мотоциклов привешен позади. Который в люльке, вылез и сказал: "Батя, где тут выпить достать, ты посодействуй". Я ему говорю: "Это в городе таксисты в любое время тебя уважат, а здесь - где возьмешь".
Он говорит: "А ежели самогоночки". А я говорю: "У нас самогонкой отродясь не баловались, а теперь, когда к нам Николай Степанович приехали полномочным, и вообще разговора нет. Они насчет пьянства очень строгие.
Приезжайте завтра к одиннадцати, милости просим".
А он все одно: "Посодействуй да посодействуй, не обидим, мол, и тебя, поднесем стаканчик". Тут я вовсе обозлился и сказал: "В армии ты, видать, не служил, кто такой часовой не знаешь, его права и обязанности. Давай отсюдова по-доброму, а то и до греха недолго. Я ведь и стрельнуть могу в случае чего". Он посмеялся и сказал: "Не пужай, батя, я из казаков. А в армии я служил комиссаром". Сам кинулся ко мне и чем-то крепким по голове долбанул. Очнулся я, когда мне в рот что-то запихивали. Потом мой же платок и оказался.
Стал я руками, ногами шевелить, а они связанные. Так моя свобода кончилась. И ружьишко рядом лежит, дробью заряжено, а толку чуть. Я подумал кувыркаться, потом сообразил, что ни к чему: им порешить живую душу, что куру зарубить, а мне пользы от этого и вовсе нет. И обратно: брыкайся я не брыкайся, что толку, когда по рукам-ногам повязанный и рот у меня с тряпицей.
Но делать все ж таки чего-то надо, и я загундсл сколь мог. А им и дела нет, никто не кинулся даже. Сколько-то времени прошло, тот, который меня зашиб, обратно подошел и говорит: "Чтоб ты не помер, я тряпицу у тебя выну, только для того, чтобы и совсем живу быть, не базлай. Вот мы за лесок уедем, тогда только". Гляжу, у них узлишко повязан, не скажу, что богатый узлишко, но и не шибко худой. Ежели по-хорошему, то чуть мене картофельного куля. Я к имя с подходцем, что хоть взяли-то, спрашиваю, чтобы лишка кто на вас не свалил.
А что нам, говорят, жалко, чо ли, государство наше богатое, сколь ни пользуйся, на всех с избытком. С тем сели и уехали".
Дальше дед Ермолай писал, что "ворюги с ним и то душевней были, чем Славка Кошельков-дружинник (слово "дружинник" густо зачеркнуто и Урвачев разобрал его только при помощи лупы), а что Толяка за дядю своего вступился и хотел освободить его от зверства, то это очень даже понятно, потому что племянник с малолетства приучен почитать старших, а особенно когда они - родной дядя".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13