Лифчик сняла, приблизившись ближе к мужчине и опять ушла в полумрак в одних трусиках. Она заметила смятение и вопрос в глазах - как это понимать? Полина эффектно играла бедрами, приседала, широко расставив ноги. Янсон, наверное, думает, что трусики все же останутся на теле. Так нет же! Шкворень швырнула их через всю комнату на колени ошалевшего Георгия. Пройдясь ещё немного в танце, стриптизерша выключила музыку. К Янсону она подошла по деловому, уже как подполковница в своем учреждении. Но совершенно голая. Села в свое кресло, закурила. Ни стыда ни совести.
- Ну как? Опешил?
Георгий, сидевший боком, резко выпрямился, повернул к ней лицо в анфас.
- Опешил. У тебя классное тело, ты хорошо двигаешься.
- Совершенно верно. Многие так говорят.
- Очень многие?
- Только за этот месяц не меньше десятка похотливых самцов.
- Я не верю.
- Чему?
- Разве я тебя чем-нибудь обидел?
- Намеком на спальню. Так знай...
Она что-то хотела сказать, но передумала и с лукавой улыбкой спросила о другом:
- Хочешь потрогать? Только без нервов.
Полина взяла руку мужчины, преодолевая его нерешительность и легкое сопротивление, заставила погладить свою грудь.
- Ну как?
Георгий молчал.
- Неужели не чувствуешь, как бьется сердце?
Янсон, кажется, стал догадываться. Он слегка улыбнулся.
- Не услышишь ты моего сердца! Это не я, ты понял, наконец? Сосок потрогай. Самое мое уязвимое место.
Тело женщины было прохладным, будто не живым. Полина рассмеялась. Она пальчиком вдавила сосок и он остался в таком вдавленном состоянии, как сосок какого-нибудь мячика.
- Ну?!
Янсон закрыл лицо ладонью и глядел на Полину сквозь пальцы. В глазах читалось: "Сдаюсь. Ну ты и приколола!". Потом они громко долго смеялись, даже нарочито громко. Если на Полине и была искусственная кожа, все-таки она вроде бы голая.
- Это силикон. Я у одного бандюхая, упокой его душу грешную, экспроприировала резиновую куклу. Модель Мак-Муллена, пять тысяч долларов штука. "Всегда готова и доступна, кредитную карточку требует раз в жизни при её покупке!". Как раз моих размеров. Из неё мне сделали второе тело, как доспехи. Чтобы ни одна грязная лапа не дотрагивалась до моего личного тела. Считай, что и ты только что разглядывал куклу в секс-шопе. А саму себя я тебе не покажу.
Полина поднялась, быстро накинула на себя платье, белье запихала в сумочку. Вдруг, озорно подмигнув, на пол секунды приподняла до пупа подол платья.
- А волосики тоже не мои.
Янсон всплеснул руками.
- Совсем добила.
- Спереди и сзади - накладки. Даже если изнасилуют, все равно не меня, а вагину госпожи "Real doll".
- Мне показалось, что некоторые места слишком... как это...
- Сиськи преувеличены на три размера, скажу честно. Если какой-нибудь хам лапнет, до моего тела все равно не дотронется.
- А про десятерых в месяц это правда?
- Пошел ты!
- Не обижайся, ты этими словами тоже меня взбесила.
- Кадрят - да. Лапают за все места, когда мне совсем уж не отвертеться, когда информация нужна до зарезу. А резиновое тело видел один. Сверху до пояса. Наглый гад. Его потом убили, а башку насадили на манекен. Так ему и надо, прости господи. Дружки его тоже сгинули, а недавно откопали их в лесочке. Семь трупов. Эксперты считают, что их пришил один и тот же человек. Маньяк какой-то.
Янсон внимательно слушал. Полина с улыбкой придвинулась к нему.
- А ты бы смог убить из ревности ко мне?
Георгий отстранился.
- Давай не будем о твоей работе.
- А меня мог бы прикончить из ревности?
- Прекрати. Пойдем, я покажу тебе...
- Спальню?
- Спальню тоже. Ведь ты пришла посмотреть нет ли у меня остальных голов убиенных бандитов? Так пойдем.
Янсон открыл дверь первой комнаты. Шкворень поспешила за ним. Георгий стоял возле единственной картины, висевшей на левой стене. Назвать белый квадрат в раме картиной было бы большой натяжкой, но Полина Антоновна помнила что-то такое - "Черный квадрат" или "Белый квадрат"...
- Шедевр?
- Картина Малевича. Копия.
Шкворень улыбнулась.
- Очень хорошая копия. Копиист великолепно передал цвет оригинала. Именно тот белый, а ни какой другой.
Полине больше не хотелось юморить по поводу глубокого произведения. На других стенах висели более занимательные вещи. Живописные полотна, офорты, рисунки. В основном на мифологические и религиозные темы. Две иконы. Перекрестившись на них, Шкворень спросила:
- О чем вы говорили в церкви со священником?
- О жизни, о погоде.
Большую часть комнаты занимал сложный тренажер.
- Как вы затащили сюда столько железа?
Штанга, гантели, перекладина, экспандер. С потолка свисает канат.
- Это все разборное, затащил по частям.
Письменный стол, большая кровать.
- Однако, у вас здесь полный порядок.
Это было правдой. Янсона уличили. Но он смахнул со стола пылинку или крошку и сказал:
- Беспорядок. Бардак.
Вторая комната оказалась не столь ухоженной. Вместо живописи на стенах небрежно были наклеены репродукции Босха, Мандейна, Брейгеля, иллюстрированные вырезки из журналов. Подборка фотокопий работ Бориса Валледжо. Непристойные фотографии и тексты из газет с криминальными сообщениями.
- А вы подозрительный человек. Просматривается странный, болезненный интерес к преступности.
- Это материал для будущих постановок. Не вечно же показывать бандитскую оргию. Хочется чего-нибудь поинтеллектуальней.
Книги, газеты, предметы одежды, пакеты, флаконы - все это было разбросано на столе, валялось на полу и на кровати. Постель в этой комнате оставалась неприбранной. Женская интуиция подсказывала Полине Антоновне, что в этой комнате живет не Янсон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87