Теперь ты пойдешь на поправку.
— Как вы себя чувствуете, барышня? — спросил доктор в круглых очках, высокий и худой. Он взял меня за руку и начал считать пульс.
— Хорошо, — неуверенно сказала я.
— Отрадно слышать, — улыбнулся он.
— Полина, твой дом…
— Не волнуйся, все в порядке, дворник поднял тревогу, а тебя спас пожарный. Такой бравый брандмайор с пышными усами и в блестящем шлеме, — она звонко расхохоталась. — Живу я пока у вас, в моем доме белят и красят.
— Вот здорово! — я обрадовалась. — А как же ботаник? Его поймали?
— Не волнуйся, моя дорогая, все хорошо, тебе нечего бояться. А сейчас ляг, отдохни, ты устала, — Полина поправила на мне одеяло, поцеловала в лоб и вышла за дверь, так и не сказав, пойман убийца или нет.
Спать совершенно не хотелось, поэтому я попросила у сиделки принести мне бумагу и перо, и вот пишу тебе, Ванечка, на обороте казенных бумаг с вензелем больницы купца Грушева. Он, когда умирал, все деньги завещал на благоустройство больницы. С тех пор ее так и называют.
Устала, посплю немного.
Со мной уже все в порядке.
До встречи,
Твоя сестра Анастасия.

* * *

Аполлинария Авилова, N-ск — Юлие Мироновой, Ливадия, Крым.

Милая Юлечка, вот и подошла к концу драма, о которой я тебе рассказывала. Попробую восстановить в памяти все перипетии этой истории.
На следующий день после того, как я написала тебе письмо, должно было состояться отпевание графа Кобринского в церкви при монастыре Успения Богородицы. Я заехала за отцом, и мы, взяв мою горничную Наташу (она очень хотела посмотреть на церемонию), отправились в церковь.
Гроб Викентия Григорьевича стоял на возвышении, и когда мы подошли, то увидели, что над ним уже читают панихиды и литии при стечении огромной толпы всех сословий. Отпевание покойного совершали владыка Сергий, митрополит Тверской и Саранский и викарный епископ Мелхиседек. Весь свет N-ска, аристократы и чиновники, купцы и мещане были здесь. Рядом с гробом сидела безутешная Мария Игнатьевна, вся в черном, и уже не плакала, а только закрывала лицо платком. Митрополит бубнил густым басом:
— Раб Божий Викентий сын Григорьев, невинно убиенный, завещал нам жить в благочестии и в страхе Божием, быть верными и послушными сынами православной церкви, хранить со строгостию уставы, как хранил их усопший… Во веки веков аминь!
Голос священнослужителя плыл над облаками ладана, отдаваясь гулким эхом, трещали свечки, вокруг кланялись и осеняли себя крестным знамением. Я тоже перекрестилась, но что-то в моей душе мешало мне отдаться благолепию происходящего, уж слишком таинственной фигурой был Викентий Григорьевич, чтобы считать его новопреставленным ангелом.
Сзади послышался шепот: «Я тут, Полина». Не обернувшись, я кивнула и снова перекрестилась, Николай был подле меня. Он тихо поздоровался с Лазарем Петровичем и зажег свечку, наклонив ее над моей.
При выносе гроба тысячи людей с открытыми головами и слезами на глазах творили молитву, а люди Марии Игнатьевны плакали навзрыд — по моему разумению, им было жалко хозяйку, убивающуюся от горя, больше, чем самого графа, которого они совершенно не знали. Многолюдная процессия сопровождала гроб на Варсонофьевское кладбище, несмотря на снег и сильный ветер, от которого мерзли щеки и приходилось топать ногами, чтобы согреться. На кладбище, после литургии, всем предложили подойти попрощаться с усопшим. Мы с Николаем подошли тоже. Викентий Григорьевич лежал, усыпанный цветами, заледеневшими на ветру, одетый в свой мундир географического общества, только рубашка была другой, с воротником, наглухо прикрывающим шею. Желтоватая кожа обтянула скулы, а на лбу не таяли снежинки. Я не поцеловала покойника в лоб, как это делали другие, а, перекрестившись, отошла в сторону.
А к гробу все подходили и подходили люди. Двигаясь совершенно одинаково, поклонившись и перекрестившись, они уступали место следующим за ними. Мария Игнатьевна скорбно сидела на складном стульчике в ногах покойного. Священник монотонно читал молитву, помахивая кадилом.
И вдруг медленно текущая церемония изменилась. Один из тех, кто наклонился над покойным графом, засунул в гроб руку и стал там что-то разыскивать. Тетушка увидала это первой и возопила:
— Что ты делаешь, аспид?!
Аспид поднял голову, и я увидела, что это учитель ботаники из Настенькиного института. Именно на него я подумала, что он убийца, когда писала тебе прошлое письмо. Не была уверена, но сейчас…
Продолжая шарить в гробу одной рукой, другой он достал пистолет и принялся наводить его на толпу. Люди отшатнулись, Мария Игнатьевна ахнула, а священник взмахнул кадилом да так и застыл на месте соляным столпом. Я подумала, что было бы лучше, если владыка размахнется и стукнет преступника по голове, но этого не случилось.
Николай не растерялся, он заливисто свистнул и закричал:
— С флангов обходи мерзавца! Держи его! — потом схватил меня в охапку и ринулся в сторону, в защиту деревьев, так как учитель ботаники нацелился в нашу сторону и выстрелил. Раздался крик, и все вокруг повалились на мерзлую землю.
Преступник вытащил руку из гроба, лицо его исказилось злой гримасой, он несколько раз быстро глянул по сторонам и бросился бежать меж могил. Многие бросились было в погоню, но еще пара выстрелов из пистолета отрезвила их, и они вернулись. Я сожалела, что на кладбище не было полиции.
— Николай Львович, не надо, — я ухватила своего штабс-капитана за рукав, намеревавшегося преследовать преступника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75