В этих подразделениях ни командиров, ни званий. Там не играют марши, и нет флагов. Но там есть другое. Забитые крестьяне, которые по ночам вырезают чужих -- отделения, роты, а в общем дивизии. Здесь я был за лейтенанта.
И второй ответ был у меня... В том же Вьетнаме было полно придурков. Наших, на которых ставить клейма негде. Они летели туда словить кайф, оттянуться. Сунув в рот жвачку, эти ребята -- и рядовые, и командиры -чувствовали там себя пришельцами с других планет. И вышибали у "чарли" мозги, как соплю из носа. Не очень-то размышляя о великой миссии -- нести по странам и континентам звездно-полосатый флаг свободы и демократии. Я бы сам таких резал в своей деревне...
-- И что вы ответили, Боб?
-- Вы прямо пастор. -- Засмеялся генерал. -- А разве вы не были членом той самой Комиссии? И к нам во Вьетнам прилетали не по этому делу?..
-- Я просто не помню вашего ответа. -- Поморщился Коллинз.
-- Я ушел на крыло, Джордж. Есть такое выражение в авиации, уйти на крыло. Вот и сейчас... Я военный, военным экспертом и выступаю. А остальное -- ваше, сенатор...
13 сентября 2001 года, Нью-Йорк
Минутная стрелка настенных часов прыгала на деление вверх и срывалась. Это продолжалось уже сутки. Ясно было, что села батарейка, но Алекс не в состоянии был заставить себя что-нибудь исправлять. Он часами сидел в полном оцепенении.
Сколько прошло с того момента, как он в последний раз слышал голос Анни, ее зовущий, плавающий от переживаемого голос в трубке телефона? Сутки, двое или мгновения?
Вывернув на Манхэттен, он попал в пробку. Бросив машину, бежал к объятой клубами дыма башне и вдруг увидел, как она начала оседать. Он что-то кричал, выкрикивал ее имя -- Анни, Анни! -- но навстречу ему бежали другие люди, лица которых были смазаны их же криком. Среди них не было ее.
Он звонил по сотовому. Ее телефонный номер до бесконечности не отвечал. Только длинные гудки...
Он не нашел ее. Он не успел. Не спас. Что пережила она в последние минуты?..
Все эти дни Алекс провел вблизи Манхэттена. Вместе со многими, ловя каждую новость оттуда, куда могли проходить только спасатели. Кого-то спасали в первые часы, мимо пролетал реанимационный автомобиль, и все родственники, чьи близкие числились без вести пропавшими, инстинктивно кидались вслед за машиной...
Анни, Анни!.. Почему ты не прислушалась к его просьбам перейти на работу в Джерси?..
В дверь постучали. Это, наверное, соседка привела Джони.
Открыв дверь, Алекс с недоумением смотрел на незнакомого человека.
-- Я приношу свои соболезнования. И от себя, и от лица компании. -Склонив голову, незнакомец представился, но его имя проскользнуло мимо сознания.
-- Какой компании?
-- Нашей общей с вами компании, мистер Штерн. Мы знаем о горе, которое постигло вас. У нас общая, национальная трагедия. Здесь собранное сотрудниками, вашими коллегами. И средства, выделенные компанией лично для вас.
В руках у него оказался конверт.
-- Нигде расписываться сейчас не надо. Формальности уладим позже. Компания надеется, что после окончания траура вы сразу вернетесь в строй. Честь имею...
Незнакомец откланялся. А Алекс остался на пороге дома с конвертом.
Общая трагедия... Выделенные компанией... Компания надеется...
14 сентября 2001 года, Белый Дом
-- Я бы хотел, чтобы наш разговор не был привязан к событиям 11 сентября, эта дата всех гипнотизирует. Давайте, мой друг, постараемся выбросить из памяти все, что сообщали средства массовой информации, президент и всяческие разведки...
Этот разговор происходил в овальном кабинете. И начал его Джордж Буш сам, тщательно подбирая слова.
Он стоял у окна, вполоборота к Вашингтону и смотрел даже не на лужайку, а куда-то в пустоту. Вряд ли его взгляд фиксировал сейчас что-то снаружи.
-- Я попросил вас приехать, сэр, чтобы узнать, как вы воспринимаете все, что происходит в стране и за рубежом. Может быть, попросить совета у вас. Вы знаете, Вашингтон, как я ценю все, что вы сделали для меня. Помогите мне в очередной раз. Помогите Америке...
-- Как ты себя чувствуешь, Джордж? Мне нравятся твои слова насчет 11 сентября, но, похоже, этот день тебя все же не отпускает?
-- Надо ли говорить, что это самый черный день в моей жизни. Он всех нас схватил за яйца. И все еще держит. Вы постарше меня, помните Перл-Харбор? Сегодня я разговаривал кое с кем из людей, которые хорошо помнят ту трагедию. Они говорят, что Америка морально оправилась от нее лишь после того, как сбросила бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Но там была ясность. А на кого сбрасывать бомбы мне?..
Все-таки у этого техасского парня больше самообладания, чем думают, мелькнуло в голове у миллиардера. И не похоже, что он трясется за свою шкуру.
-- Бомбы?.. Джордж, это серьезно?
-- Не знаю. Еще не знаю. Но кто-то бросил нам вызов, какого еще не знала Америка. И это не должно пройти бесследно. Либо мы, либо они...
-- Кто они?
Джордж развел руками:
-- Пока не знаю. Но одно знаю точно -- смертельные враги Америки. Из тех, кто не любит, не понимает, боится нас. Кто не поймет никогда. И кто вынашивает планы раз и навсегда разделаться с нами.
-- Минуту, Джордж. Я понимаю, вопрос будет наивным, но его тебе зададут. Америка принимает решение о войне самостоятельно? Международные нормы, право, вся архитектура глобальной безопасности...
-- Оставьте, Вашингтон. Я хочу предложить и предложу миру дилемму. Кто не с нами, тот против нас. На мой взгляд, и меня поддержат, мы должны воспользоваться этой максимой Древнего Рима. Для этого у нас есть все возможности и нет выбора. Америка сейчас сильна, как никогда. Нас поддержит НАТО. Да и другие, кто включен в круг влияния наших ценностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51