Вместе с тем перелом, который произошел в разговоре, давал мне кое-какие преимущества: я мог, не таясь, задавать вопросы и рассчитывать получить на них прямой и честный ответ.
- Ты сказала, что в последний год к нему зачастили друзья. Ты имела в виду Стаса?
- Да, он приходил чаще других.
- А ты не допускаешь, что письма - дело его рук?
- Не знаю, - сказала она.
- Ну хорошо, а остальные? Вадим, Стас, кто еще?
- Кроме Стаса, приходили еще двое. А Вадим, последний раз он приезжал, кажется, весной, в мае. С тех пор я его не видела.
- Какие они из себя?
- Кто?
- Ну эти двое?
- Один такой толстый, прыщавый и глаза крохотные, как пуговки.
- А другой?
- Другой худощавый. Одет всегда строго. Все время резинку жует.
- Витек?
- Имени я не знаю. Он часто приносил с собой спиртное. И всегда такие необычные бутылки с яркими этикетками. Они и сейчас в сарае стоят.
- А Тофик? Тофик Шахмамедов? Брюнет, среднего роста, прическа такая шаром, он бывал у вас?
- Приходил несколько раз. Я имя запомнила. Он, по-моему, на такси работает.
- Больше никто?
- Кажется, нет.
Итак: Стас, Витек, Герась и Тофик - "невидимки", друзья, которых мы искали.
Круг, кажется, установился.
- Нина, после пятнадцатого Сергей где-то скрывался почти двое суток. Как ты считаешь, он мог прятаться у кого-нибудь из своих приятелей?
- Конечно, мог. - Она подняла голову, улыбнулась устало: - Еще есть вопросы?
О вопросы! Я был напичкан ими, как задачник по математике. Но стрелки уже подбирались к трем, и пора было закругляться.
- А почему ты так уверена, что мы с Вадимом договорились встретиться?
- Как видишь, я тоже кое-что понимаю. Ты не мог пропустить возможности пообщаться с ним, верно? Ведь он знал Сергея как никто другой - они с детства дружили.
- А дача? С чего ты взяла, что он должен был позвать меня на дачу?
- Он любит похвастать своей аппаратурой, коллекцией пластинок. Он меломан.
- Между прочим, твой меломан вручил мне контрамарку на открытие фестиваля. На две персоны.
- Ты что, хочешь меня пригласить?
- А ты против?
- Я не против, Володя, - с каким-то особым выражением сказала она. Только боюсь загадывать на будущее, я каждую минуту жду, что что-нибудь случится и...
По Приморской, шурша шинами, проехала машина. Где-то в районе магазина "Канцтовары" она остановилась, и оба мы невольно замерли, вслушиваясь в наступившую тишину.
Машина отъехала. По асфальту застучали каблучки. Звук шагов постепенно стих, удаляясь.
Мне стало неловко, словно своим молчанием я лишний раз подтвердил, насколько реальна опасность, о которой только что говорила Нина. Глупо, конечно: молчи не молчи, а самые веские доказательства этой опасности находились сейчас у меня в руках.
Я вложил листок обратно в конверт и протянул пачку Нине.
- Оставь себе, - сказала она. - Мне они ни к чему, а тебе могут пригодиться.
Глава 5
1
Ночь я провел в сарае.
Это была кирпичная, примыкающая к дому постройка, сухая и теплая. Внутреннее ее убранство состояло из сваленной в углу пустой стеклотары, двух стульев, тумбочки и стола. Стену украшало старое, побитое оспой зеркало в тяжелой резной раме.
Пока я болел, Нина из жалости оставляла меня в доме, предоставив в мое распоряжение мягкие диванные пружины, но теперь, когда я выздоровел, она деликатно напомнила о поставленном с самого начала условии и переселила меня в сарай. Здесь было бы даже уютно, если б не тусклая, свисавшая с потолка лампочка и раскладушка, на которую и указала мне Нина, прежде чем пожелать спокойной ночи.
Погасив свет и забравшись в постель, я долго ворочался с боку на бок, а когда глаза наконец начали слипаться, заказал себе сон без сновидений.
Действительность превосходила самые смелые фантазии - добавлять к ней что-либо было лишним.
Разбудил меня солнечный луч, ненароком проникший сквозь узкую дверную щель.
Зажмурившись, я с минуту лежал неподвижно, витая где-то на грани между сном и реальностью. В памяти обрывками всплывали дождь и навес, беседка, залитая лунным светом, и точно камертон, отозвавшийся на верно взятую ноту, внутри возникло легкое, ни с чем не сравнимое чувство радости. Оно росло и ширилось, вытесняя последние остатки сна, и вскоре заполнило всего, с головы по самые пятки. Отбросив одеяло, я вскочил с раскладушки.
Было уже девять. На тумбочке, у изголовья, рядом с пачкой анонимных писем лежал ключ от входной двери, а под ним записка.
В помещении стоял полумрак. Лампу включать не хотелось. Я распахнул дверь и, как был, в одних трусах выбежал на яркий дневной свет.
На четвертушке вырванного из ученической тетрадки листа было написано:
"Позвони. Буду ждать. Н.".
Я перечитал записку несколько раз. Что-то в ней было не так. Я не сразу понял что. И только присмотревшись, обнаружил, что именно: буква Н стояла под чуть более острым углом, нежели остальные буквы в строке, а линия обрыва проходила слишком близко к тексту.
Курс криминалистики еще не окончательно выветрился у меня из головы: очевидно, это было не все, что написала Нина, а только часть - остальное она по каким-то соображениям уничтожила и уже после подставила Н, чтобы обозначить конец. Может, там было что-то важное? Ну конечно, было!
Я снова перечитал записку, осмотрел ее с обратной стороны и вернулся в сарай.
На столе лежала тетрадка. В ней не хватало как раз одной страницы.
Остальное было делом техники. В косых лучах лампы - для подобных операций искусственное освещение сподручней - я сравнительно легко прочел недостающие в записке строчки, они отпечатались на бумаге благодаря нажиму ручки и твердой поверхности стола.
"Какой длинный день впереди, - писала Нина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83