- Не знаю, почему я так решила, - продолжала Нина. - Может, потому, что нуждалась в поддержке, а поддержки ждать неоткуда - не могла же я пойти в милицию и сказать: защитите меня, мне страшно. Может, из-за твоей настойчивости или из-за книги - она полгода пылилась в букинистическом магазине, я сама видела, а ты сказал, что привез ее с собой...
"Еще один прокол", - автоматически отметил я.
- В общем, я сразу подумала, что ты оттуда. И разрешила остаться. Ты свалился больной, и я даже заподозрила, что ты притворяешься. Потом у тебя начался жар. Ты лежал такой слабый, беспомощный, и все равно мне было спокойно, как давно уже не было. Я была уверена, что ты сумеешь меня защитить. Глупо, да?
- Ну почему, - неопределенно промычал я.
- Вчера я уже хотела все тебе рассказать. Все-все. И вдруг этот обыск. Он и сбил меня с толку. Ну, думаю, влипла, наверно, он тоже из этой банды...
- Какой банды?
- Сейчас, Володя, сейчас. - Она взяла со скамейки какой-то пакет. Сейчас ты все поймешь. Я знаю, Сергея подозревают в каком-то преступлении. Мне не сказали прямо, но несколько раз допрашивали и постоянно интересовались, откуда у него столько денег, где он их брал. Денег у него действительно было много, я сама удивляюсь: тех двух тысяч, что он выиграл в лотерею, не могло хватить на все эти вещи - квартира забита его одеждой, обувью, магнитофонами. После того выигрыша с ним вообще творилось что-то странное. Просто помешался на лотереях. Десятками покупал билеты, заполнял карточки, составлял таблицы. Завел специальный блокнот и записывал туда тиражи "Спортлото"...
Нина снова поежилась, но это было скорее нервное: ночь была теплая, даже душная, и от земли шел влажный, напитанный запахами трав воздух.
- Ему не везло, но он продолжал играть. Я просила, убеждала, говорила, что это нехорошо, что нельзя ставить всю свою жизнь в зависимость от слепого случая. Мне всегда казалось, что есть в этом что-то безнравственное, что ли: заплатить копейки и ждать, что взамен получишь тысячи. Ведь это незаработанные деньги, шальные, они не могут принести счастья. Мы с девчонками даже на комсомольском собрании как-то об этом говорили. А ты как считаешь?
- Пожалуй.
Я никогда не смотрел на лотерею с этой точки зрения, но мысль Нины показалась мне любопытной.
- Ну вот. Я просила его бросить, не играть. Он злился. Мы ссорились, а на следующий день он снова приносил билеты, заполнял свои карточки. И все тащил и тащил в дом барахло, просто как помешанный. Принес, например, как-то туфли итальянские, а они оказались велики, на несколько размеров больше, чем нужно. Так он их на четыре пары носков надевал, лишь бы оставить у себя. В последний год он вообще сильно изменился, стал совсем другим. Я просто его не узнавала - напустил на себя таинственность, замкнулся. К нему зачастили друзья. Они часами обсуждали, кто во что одет, какая фирма лучше, какая хуже, и так без конца, одно и то же. А потом... ты знаешь, что случилось потом. А начиная с семнадцатого я стала получать вот эти письма. - Нина положила сверток мне на колени. - После его смерти они приходили каждый день. Каждый день, пока не появился ты...
- Можно посмотреть? - спросил я.
- Конечно.
Я развернул сверток. В нем лежала пачка конвертов. Я раскрыл тот, что лежал сверху, и вытащил оттуда сложенный вдвое листок.
Глаза успели привыкнуть к темноте, и я без труда разобрал два слова, составленные из крупных, вырезанных из газетных заголовков и наклеенных на бумагу букв:
"ГДЕ ДЕНЬГИ"
Вопросительный знак отсутствовал, но было ясно, с каким вопросом обращались к Нине анонимные отправители.
- Остальные можно не читать, они все одинаковые. Только последнее отличается. Оно снизу.
Я вытащил нижний конверт.
"ЖДИ, МЫ ПРИДЕМ", - гласило послание, выполненное тем же, не блещущим оригинальностью способом. Правда, пунктуация на этот раз была соблюдена полностью: и запятая стояла на месте, и точка.
- Теперь ты понимаешь?
Теперь я понимал. Еще как понимал! Я догадывался, кто составлял эти письма, кто подбрасывал их в почтовый ящик, кто обещал прийти и выполнил свое обещание.
- Они следили за мной, - продолжала Нина. - Ночью я услышала, как они бродят по двору, возле дома. Несколько раз звонили на работу - возьму трубку, а там молчание или смех, злой, издевательский. После таких звонков домой идти боялась. Надо было, конечно, сообщить в милицию, но я испугалась, ведь они могли отомстить.
- Ты видела кого-нибудь из них в лицо?
- Нет. Просто ощущение, что за спиной все время кто-то стоит, дышит тебе в затылок.
Ощущение, хорошо мне известное.
- Вчера ты об этом хотела мне рассказать?
- Да.
- И побоялась, что я имею отношение к этим письмам?
Нина кивнула.
- Я подумала, что они выполнили угрозу... - Она не договорила, и я закончил вместо нее:
- И послали меня за деньгами?
Она закрыла лицо руками:
- Я не знаю, чего они хотят от меня, о каких деньгах пишут...
Только теперь я в полной мере осознал, какой ценой дался ей этот разговор. Три дня сомнений, колебаний, страха и неуверенности. Три дня рядом с человеком, в котором видела то друга, то заклятого врага. А разве раньше было легче? Одиночество, муж, ушедший в мир, где счастье определяется номером и серией лотерейного билета, его внезапная смерть, преследования, угрозы.
Хотелось сказать: "Потерпи, потерпи немного. Ты не одна. Сейчас десятки людей заняты тем, чтобы на твоем лице чаще появлялась улыбка, чтобы жизнь не казалась мрачной и опасной загадкой". Хотел, но не сказал это было бы равносильно признанию своей причастности к расследованию, которое ведется органами правосудия, а на такое признание я не имел права.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83