- Вернемся ко дню сегодняшнему. Скажите, вы помогали дочери деньгами?
- Какая там помощь... - подавленно отозвался Тихойванов. - Давал сколько мог...
- Когда и сколько в последний раз?
- Не стоит об этом, - сказал Тихойванов, но, увидев, что следователь ждет, ответил: - В начале января дал семьдесят рублей. Это для внучки, на фрукты.
- А в декабре сколько дали? В ноябре? - Не дождавшись ответа, Скаргин спросил: - Зачем вы это делали, Федор Константинович?
- А на кого мне тратить? Пенсия-то немаленькая. На себя и половины не уходит, а у Тамары вечно не хватает. Что ж тут плохого?
- В общем-то ничего, конечно... А Игорь, как он относился к деньгам?
- Зарплату вроде Тамаре отдавал... А почему вы спрашиваете?
- Есть у меня одно соображение, - уклончиво ответил следователь. Хочу проверить.
- Жадным его вроде не назовешь, но цену деньгам знал.
- Ну, например, мог он занять близкому другу сто рублей, зная, что тот очень нуждается и отдаст деньги не скоро?
Вопрос оказался трудным: Тихойванов замялся.
- Другу, - подчеркнул следователь, - самому близкому.
- Может быть, но вряд ли, - нашел компромиссный ответ Федор Константинович.
- А если бы знал, что друг сильно болен и может вовсе не вернуть долг? Как тогда?
- Исключено, - без колебаний ответил Тихойванов.
- Федор Константинович, забудьте на минутку тот последний вечер, вашу ссору, отбросьте эмоции и скажите: как Игорь на самом деле относился к соседке? Ладил с ней? Мирно они жили, не скандалили?
- Со Щетинниковой? - удивился Федор Константинович. - Да он ее просто не замечал.
- Ваша дочь сообщила нам, что последнее время Игорь хлопотал о санаторной путевке для Нины Ивановны. Правда это?
- Вы это серьезно? - не поверил Тихойванов. - Это какая-то ошибка...
- Почему вы так думаете?
- Да не приспособлен он для таких чувств! - воскликнул Тихойванов. Путевку! Да он пальцем бесплатно не пошевельнет, копейку без выгоды не потратит, а вы говорите - путевку. Он даже пил с прицелом на то, чтобы бутылку окупить. Был я у него как-то в ателье, видел. Чуть со стыда не сгорел. Приходит к нему знакомый - поздоровались за руку, по имени друг друга назвали, может, друзья даже. Так он с него пятерку за обыкновенную вставку стекол содрал. А по прейскуранту меньше рубля стоит!
- Вы хотите сказать, что у него не было настоящих друзей? Следователь истолковал его слова по-своему.
Тихойванов задумался.
- Вроде был один. Скуластый такой, в очках. Давно это, правда, было...
Он вспомнил свадьбу, худенького однокурсника Игоря в строгом, не по возрасту, костюме, с тонким, как шнурок, галстуком, болтающимся на худой шее, его попытки произнести тост, чтобы сказать о товарище что-то хорошее, проникновенное, вспомнил и то, как ждал этих слов он, отец невесты, чтобы укрепить свою веру в чистоту помыслов жениха...
- ...Манжула! Манжула его фамилия. Учились они с Игорем на одном факультете...
ЩЕБЕНКИН
Заведующий ателье уехал в командировку на два дня, и Сотниченко допрашивал работников "Оптики" в его кабинете.
Первым вошел Щебенкин. Он поправил каштановые вьющиеся вихры, одернул ношеный, видавший виды халат и присел на краешек стула. Сообщая анкетные данные, он беспричинно улыбался, а когда Сотниченко начал задавать вопросы, рассмеялся:
- Да вы не обращайте внимания на журнал. Там расписываются все кому не лень. Вы его видели, журнал этот? Проставлен час прихода - девять часов, а под ним подписи. Опоздал на десять минут, а расписываешься там же, где все, в той же графе, под той же девяткой, что и все.
- Но там есть несколько подписей с указанием времени опоздания, возразил Сотниченко.
- Это Кротов, не иначе. Записал пару раз для хохмы...
- Выходит, журнал - пустая формальность?
- Это как посмотреть, - жизнерадостно улыбнулся Щебенкин. - Можно и очковтирательством назвать, а можно и борьбой за дисциплину. У нас борьбой называют. - Заправив непокорные локоны за уши, он рассудил: - С другой стороны, все вроде правильно. У нас опоздавших практически не бывает: народ сознательный, да и заинтересованный - работа-то стоит, кто ж ее за тебя сделает?
- Значит, вы пришли, расписались под девяткой и пошли себе на рабочее место?
- Точно.
- И если кто-то опоздал, узнать об этом можно только по очередности подписей в журнале?
- Как - по очередности? - не понял Щебенкин.
- Подпись опоздавшего должна стоять последней, правильно?
- Ну да, верно. Я не сообразил.
- В графе за девятнадцатое января подпись Красильникова стоит в конце.
- Да зачем вам подпись? - удивился Щебенкин. - Я и так могу сказать: он пришел не раньше одиннадцати. Это точно. Я хорошо помню, его в этот день милиция забрала.
- Почему же ваш заведующий сказал, что Красильников пришел на работу без опоздания, ровно к девяти?
- Честь мундира бережет. - У Щебенкина на все был готов ответ. - И потому, его самого не было, откуда же ему знать, что Игорь опоздал? Девятнадцатого у нас что? Среда! А по средам у Харагезова планерка в управлении. До одиннадцати.
- Вы это точно знаете или предполагаете?
- Чего тут предполагать, если Игорь, когда пришел, у меня лично спросил: "Начальство на месте?" Я сказал, что нет, еще в управлении. Он и пошел на приемку.
- Красильников пришел ровно в одиннадцать?
- В одиннадцать приехал Харагезов. А Игорь - в половине. Может быть, без двадцати, где-то так. Подъехал на такси. Я еще сказал ребятам: "Глядите, наш министр задержался".
- А почему "министр"?
- Ну, он у нас аристократ, голубая кровь: точку отдельную должен был получить...
- А что, не заслужил?
Щебенкин впервые затруднился ответить сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71