– спросил Полупан. – Может конкуренты какие, или выручка упала, или воровство?
– Нет, – поспешно сказал я.
– Вы подумайте. Присмотритесь.
– Хорошо.
– Сами-то где провели тот вечер? – неожиданно спросил мент.
– Дома.
– Один?
Я вспомнил генерала и Риту.
– Нет.
– Люди местные? С адресами?
– Да.
– Дадите, если понадобятся.
– Ладно. А где она жила?
– Социалистическая, тринадцать, – подумав, сказал капитан. – Двухкомнатная «хрущевка» на третьем этаже.
Он ушел.
Впервые со смертью мне пришлось столкнуться лет в семь. Соседский мальчишка выскочил на дорогу перед «копейкой» и погиб. Мы всем двором ходили к нему домой прощаться. Он лежал в маленьком гробике, как живой и не вызывал никакого страха. Мы стояли, понурив головы, и скорбели, как могли, потом убегали во двор и, как ни в чем не бывало, бесились. Лично я ходил прощаться два раза, потому что мама мальчика давала всем по конфетке. Не думаю, что я был каким-то особенно черствым ребенком, чувство сострадания появляется с возрастом, да и мальчишка тот не был мне таким уж близким другом, просто в детстве мы чересчур самоуверенны, нам кажется, что такое может произойти с кем угодно, но уж всяко не с нами. С тех пор мне пришлось повидать немало трупов, и с каждым разом я все отчетливей понимал, что костлявая размахивает своей косой где-то рядом, причем беспорядочно и хаотично и встречу с ней может обеспечить какая-нибудь нелепая случайность.
Известие, которое принес Полупан, очень сильно меня зацепило, я так расстроился, словно эта Лена была мне родственницей или подругой. Я вспомнил о ее рисунках и теперь по-другому смотрел на ее творения. Человека уже нет, а кусочек его души лежит передо мной и вопиет. Что ж с тобой случилось, деваха? Что вообще вокруг меня происходит?
Я почему-то чувствовал себя виноватым.
Второй пожар за две недели – это уже слишком, с моими закидонами я теперь и прикурить-то, наверное, не смогу, не то, что руки у костра погреть. Что за напасть такая? Вообще-то если рассуждать трезво, то ничего не стоит доказать самому себе, что все страхи эти напрасны. Человек на восемьдесят процентов состоит из воды и если сравнивать сухие дрова, в которых воды – ноль, и дождевое облако в которых жидкость составляет девяносто девять процентов, то человек – скорее облако, чем дрова и в принципе сгореть никак не может. Весь вопрос в том, как в этом себя убедить.
Дверь в мой кабинет открылась, и в проем вплыло большое, рыжее дождевое облако. Оно не пролилось дождем на синий линолеум, не громыхнуло молнией, но зашуметь – зашумело.
– У нас проблемы, шеф, – сказало оно Аркашкиным голосом.
– У нас всегда проблемы, – резонно заметил я. – Между прочим, Аркашка, ты знаешь, что твоими молекулами можно тушить пожар?
– Какими молекулами?
– Твое тело состоит из движущихся молекул.
– В настоящий момент мое тело состоит из проблем, – с пафосом сказал Спицын.
– Что, еще один пожар?
– Почти. Переезд. Нас, похоже, выгоняют с завода геофизоборудования.
– Ты помнишь девчонку, подружку Виталика, которая была на складе после нас перед самым пожаром?
– Нет, – отмахнулся Аркашка.
– Вот ее рисунки, – я показал на стол.
– Ну и?
– Удивительно, но она тоже сгорела. На следующий день после Виталика. Странно да?
– Да, очень, – Спицын не разделял моей озабоченности. – Секретарша внешнего управляющего завода геофизоборудования – моя подружка, – Она сегодня готовила письма. Там есть уведомление, что на следующий год наш договор аренды продлен не будет.
– Ее звали Лена, она сидела на этом самом стуле, на котором сидишь ты.
– Шеф, – прошипел Аркашка. – Она ваша родственница?
– Нет.
– Подруга?
– Нет.
– Тогда, хрен с ней. Ты пойми, нас выгоняют с места, на рекламу которого мы вбухали триста тысяч русских денег! Через три недели нам нужно будет освобождать помещение и вывозить два вагона товара в неизвестном направлении. Мы на двести тысяч сделали ремонт, который не сможем с собой забрать. И эти бабки нам никто не вернет. Итого только прямых убытков на полмиллиона.
Слово «деньги» и конкретные цифры, наконец, вернули меня к действительности. Я отвлекся от Лены и попытался вникнуть в смысл Аркашкиных фраз.
– Кроме прямых убытков существуют еще и косвенные, такие как потеря клиентуры при смене адреса и номеров телефонов. Да нам просто некуда ехать!
Аркашка был близок к истерике.
– А что, мы не платим аренду? – спросил я.
– Мы все платим. Фишка в том, что мы пропустили смену управляющих. Мы не подмазали новенького. Завод полностью разворован и управляющему, кроме как с арендаторов косить капусту негде. К нам он, естественно, прийти и попросить не может, из-за боязни загреметь за решетку. Мы сами инициативу не проявили. Поэтому арендаторов нужно сменить.
– А почему именно мы?
– Не именно. Он выселяет всех. Пять фирм с трех этажей.
– Я думаю, что впятером мы его опять перекупим.
– Вряд ли. Похоже, что на новый год у него договора уже подписаны. Ему, наверное, уже сунули. И он будет биться с нами до последнего.
– Умный человек от лишних денег никогда не откажется.
– Умом там и не пахло. Все дело в том, что этот Урожаев клинический идиот.
– Разве клинических идиотов назначают внешними управляющими?
– Не смеши меня, – всплеснул руками Аркашка. – В России клинические идиоты прекрасно чувствуют себя и на самой верхушке пирамиды.
– А кому он отдает помещение известно? Сынишке небось или племяшу с зятем?
– В том-то и дело, что нет. Он отдает его вьетнамцам.
– Кому, кому? – мне показалось, что я ослышался.
– Гражданам Социалистической республики Вьетнам, – ехидно повторил Спицын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94