- Что, тогда пока? - не стала навязываться она.
- Пока.
После окон я вытер пыль, пропылесосил ковры и вымыл полы. Все сверкало и искрилось. "К чему это ты готовишься?" - напрямую спросил я себя и сам себе ответил: "Даже не думай! Завтра она к тебе все равно не пойдет".
Я поехал на стоянку, когда стемнело. На улицах было необычайно людно. Прохожие шли парами или небольшими группами, как мне показалось в одном направлении, в сторону набережной. Они шли не спеша, прогуливаясь, хотя, похоже, у всех была одна цель. Такие толпы собираются перед или после концерта, но поблизости не было ни одной концертной площадки.
Я не стал ломать себе голову над необычным явлением, у меня было много иных насущных тем для размышления, в частности неплохо было бы проанализировать сложившееся положение, разложить события по полочкам и разобраться в ситуации. Все мои действия казались мне спонтанными и хаотичными, надо сосредоточиться, но мне никак не удавалось, меня постоянно закидывало куда-то в сторону. Вот и сейчас я опять зачем-то думал о навязчивом шкете из киоска, силился вспомнить, где я его видел, но не мог. Мне казалось, что если я еще чуток поднапрягусь, то меня осенит. В конце концов, я мысленно послал ни в чем не повинного парня ко всем чертям, и злорадно подумал, что, наверняка, он сейчас мучается самой тяжелой стадией кровавой икоты.
На стоянке все уже знали о том, что случилось с Серегой. Меня засыпали вопросами о состоянии его здоровья. Естественно, в будке у охранников пили, само собой, кроме сторожей там было много посторонних людей, которых я видел впервые. Но все они знали Серегу и живо интересовались его самочувствием. Вся эта братия слегка меня недолюбливала, я для них был не свойский человек.
В сквере, на полпути к остановке, в самом темном месте, куда не проникал свет фонарей, я услышал за спиной отдаленный топот. Сквозь кусты мелькнул темный силуэт. Человек бежал в мою сторону. Он бежал очень быстро. Он бежал за мной.
Не разбирая дороги, сквозь колючий кустарник, отмахиваясь от хлещущих по щекам веток, спотыкаясь о пеньки, я кинулся на шум машин и голоса людей. Я не оглядывался, но точно знал, что он не отстает, что он где-то рядом, я чувствовал его горячее дыхание. Я уже давно не бегал, а так быстро я не бегал никогда. Прошла всего лишь пара секунд, а я уже выскочил на угол магазина и влетел на остановку.
Смешавшись с толпой и слегка успокоившись, я стал ждать, не покажется ли мой преследователь. Я так напряженно вглядывался в то место среди деревьев, откуда выскочил сам, что чуть не проворонил его. В отличие от меня он бежал по дороге. Он бежал трусцой, может, чуть побыстрее. Не останавливаясь, он миновал остановку. Он смотрел под ноги и перепрыгивал через лужи.
Это был спортсмен.
8.
- Христос воскресе, - заплетающимся языком промямлил дядя Миша и попытался меня поцеловать.
- Воистину воскресе, - ответил я, но успел ткнуть кулаком в грудь, чтобы удержать на расстоянии руки и избежать небритых лобзаний. - Ты что это с утра готовый?
- Дак ведь пасха, же. Разговляюсь.
- Я что-то не заметил, чтобы ты, дядя Миша, постился.
Дело происходило в девять часов утра в воскресенье, около нашего подъезда. У меня была куча забот. Я шел на стоянку, чтобы взять "москвич" и до поминок успеть развести по точкам пиво.
- Тем более что ты, вроде как коммунист, - добавил я.
- Я, конечно, коммунист. Но коммунисты не против бога. Мы теперь другие, - он оставил попытки приблизиться ко мне на расстояние вытянутых губ и решил поговорить. - Летом на выборах вашему Ельцину полный пиздец. Скоро мы придем к власти.
- А зачем тебе власть, дядя Миша?
Он задумался. Воспользовавшись замешательством, я сумел пробиться в проход между ним и скамейкой и покинул поле идеологической битвы, не дав разгореться конфликту.
Мне стало понятно, что вчера вечером люди шли в сторону церкви, чтобы посмотреть крестный ход и помолиться. Я подумал, что мне тоже не помешало бы сходить в храм и поставить свечки за здравие, свое: матери и Сереги с его семьей, а также за упокой души Игорька. Интересно, можно ли молиться за процветание бизнеса?
Пиво мне пришлось поискать. Наконец, на оптовой базе я наткнулся на дешевый "Хольстен", попутно купил "Баварию", "Белого медведя" и десятиградусный "Амстердам". Продавец уговорил меня купить питерскую "Балтику" шести номеров, утверждая, что хоть это и наше пиво, но изготавливается на импортной линии и ни чем не хуже "Гессера", но значительно дешевле. Он сказал, что те, кто его покупал, продолжают брать и заказывают в еще больших количествах. От местной мочи я отказался, а татарский "красный восход" в необычных приземистых бутылках с длинным горлом, брать пока поостерегся потому, что и я и продавец видели его впервые и вкуса не знали.
К одиннадцати я уже объехал все точки и в принципе остался доволен ассортиментом. На строительстве павильона, куда я заглянул по пути, работы не велись. Внутри на грязной раскладушке около обогревателя сидел, прижав к уху маленький приемник, старый армянин, которого я раньше не видел. На все уговоры открыть входную дверь он отвечал энергичным поворотом головы.
Я вспомнил, что через две недели нам придется выложить кругленькую сумму за эту точку или распроститься с павильоном, и мне стало грустно. Серега уже выбыл из борьбы, а мне одному не справиться. Вся надежда на Спарыкина. И еще мы должны армянам.
Я позвонил Ольге. Ее не оказалось дома. Какая-то женщина сказала, что она уехала в больницу. Я тоже решил проведать своего товарища. Купил сок и йогурты и отправился в реанимацию. Видимо Оля, или ее родня уже подмазали кого надо, на этот раз меня впустили но заставили надеть белый халат, полиэтиленовые мешки поверх ботинок и снять куртку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72